— Как мы можем это себе позволить? — спросила Шошана, когда он показал ей в витрине мебель, на которой остановил свой выбор.
— Не беспокойся об этом. Мы можем.
Эфраим позвонил ему еще до их переезда в новую квартиру и до получения новой мебели.
— Как отпускные дела? — спросил он на иврите.
Авнер его сразу узнал по голосу.
— Откуда вы? — спросил он.
— Я в Нью-Йорке и хотел бы с вами встретиться.
— Конечно, — ответил Авнер. — Может быть, вы к нам приедете?
— Спасибо. Но я не хочу вам мешать. Приходите ко мне в отель, — ответил Эфраим.
Они договорились встретиться на следующее утро в холле отеля. Так что Авнеру не пришлось даже узнавать у Эфраима, под каким именем он путешествует. Вероятность того, что телефон Шошаны прослушивается, была очень невелика, а Эфраим звонил из автомата. Тем не менее соблюдать осторожность было делом привычным.
— Рад вас видеть, — сказал на следующий день Эфраим, когда они расположились в его небольшом запущенном номере. — У вас уже отдохнувший вид. Есть работа, которую мы хотели бы вам предложить.
Авнера это не удивило. Он всю ночь думал о свидании с Эфраимом и пришел к выводу, что именно об этом и будет их разговор. Он заранее решил, как будет себя вести. Но не мог так вот сходу ответить отказом и попытался уйти от ответа.
— Эта новая работа — что она собой представляет? — спросил он. — Типа предыдущей?
— Нет, — ответил Эфраим. — Совсем другая. — У него все еще была эта неприятная привычка подносить к носу бумажные салфетки, как будто он собирался высморкаться, но не сморкаться. — Работа совершенно другого сорта. Уже хотя бы потому, что ехать вам придется на другой континент — в Южную Америку.
Авнер промолчал.
— Правда, так же, как и раньше, — продолжал Эфраим, — семью вам придется оставить. Мы сможем, однако, устраивать вам встречи с женой на две-три недели каждые семь месяцев. Ну, скажем так: два раза в году.
— Нет, — сказал Авнер. Голос его звучал твердо.
Эфраим взглянул на него с явным удивлением. Он даже снисходительно рассмеялся.
— Может быть, вы все же над этим подумаете?
— Думать мне не о чем. Я не хочу.
Несколько секунд они оба молчали. Эфраим положил руку на плечо Авнера.
— Послушайте, мы же друзья, — сказал он. — В чем дело?
Авнер высказался более решительно, чем хотел. Возможно, потому что не мог отделаться от чувства неловкости. Что он делает? Ничего удивительного в реакции Эфраима не было: израильские коммандос обычно не отказываются идти на задание.
— О'кей, мы друзья, — ответил он. — Именно поэтому я высказываюсь откровенно. Моя семья не согласится на новую разлуку. Кроме того, я и сам не заинтересован в этой работе.
Эфраим встал с места и подошел к окну. Постоял, посмотрел на улицу, потом обернулся к Авнеру.
— Что же делать? Вы отказываетесь… Я огорчен вашим отказом. — Он попробовал иначе: — Послушайте, может быть, это моя вина. Слишком рано я вас потревожил. Вам нужно время, чтобы над всем этим поразмыслить.
— Нет, не в этом дело, — ответил Авнер. — Я рад, что вы позвонили и я смог высказаться. Я не хочу больше этим заниматься. Я очень сожалею, что огорчил вас.
Эфраим сел.
— Я понимаю, — мягко сказал он. — Поверьте мне. — Он говорил с искренней теплотой в голосе. И это было нестерпимо для Авнера. Он знал, что имел в виду Эфраим. — Я понимаю, вы не оправились от всего пережитого. Вы потеряли самообладание. В конце концов это оказалось вам не под силу. — В его голосе не было ни вызова, ни насмешки. Так стал бы доктор разговаривать с пациентом. С пациентом, которому поставил смертельный диагноз. Пациент не виноват. Но и доктор ничем ему помочь не может.
Этот момент был самым тяжелым в жизни Авнера. Из героев он превратился в ничто. За десять секунд. Так об этом когда-то говорил Карл. То, что последовало за этим, звучало еще более обескураживающе. В особенности потому, что тон был фальшиво доброжелательным.
— Не волнуйтесь, — сказал Эфраим. — Не надо так мрачно смотреть на вещи. Все в порядке. Мы вернем вас и вашу семью в Израиль. Вы сможете там работать. В Израиле сколько угодно не менее ответственной работы.
— Я не хочу возвращаться в Израиль, — сказал Авнер. — Я хочу пожить в Нью-Йорке, — повторил он спокойно.
— Что вы имеете в виду? — спросил Эфраим. — Это невозможно.
— Что это значит — «невозможно»? — Авнер встретился взглядом со своим начальником. — Я хочу жить в Нью-Йорке.
— Вы не можете жить в Нью-Йорке, — сказал Эфраим, точно втолковывал ребенку очевидные вещи. — У вас нет соответствующих документов, нет работы. Ничего у вас здесь нет. Что вы будете делать? — Он развел руками, размахивая салфеткой. — О чем вы, Господь с вами, говорите?