Они переехали в новую квартиру, потому что за нее было уплачено вперед за месяц, а от старой они уже отказались. Номер телефона оставался прежним, так как новая квартира находилась недалеко от старой.
Как-то утром раздался телефонный звонок.
— Вам письмо, — сказал офицер безопасности из израильского консульства в Нью-Йорке. — Чтобы его прочесть, вам придется прийти.
— Разве нельзя его прислать по почте?
— Нет. Письмо должно остаться у нас. Вы сможете прочесть его только здесь.
Может быть, Стив был прав. И это чек. На следующий день Авнер отправился на метро в Манхэттен.
Чека не было. Ему дали прочесть документ, в котором говорилось, что Авнер не явился в указанный ему срок в Израиль (это была откровенная ложь, о чем Авнер тут же сообщил офицеру). Из этого следовало, утверждалось далее в документе, что Авнер подал в отставку (откуда — сказано не было), что в его ситуации означало нарушение обязательств по контракту. Раз так — никаких денег ему не причиталось. Затем следовали лучшие пожелания на будущее и неразборчивая подпись. На обратной стороне листка не было ничего. Авнер вернул документ офицеру. Тот подвинул к нему регистрационную книгу.
— Распишитесь вот здесь, что вы читали письмо, — сказал он.
— Что это значит? — спросил Авнер. — Мне нужна копия.
— Копии не положено. Просто распишитесь вот здесь, а потом распишусь я.
— А я этого письма не видел, — заявил, придя в бешенство, Авнер.
— Послушайте, не устраивайте ни себе, ни мне неприятностей. Я всего лишь выполняю свои обязанности. Прошу вас — распишитесь вот здесь, на этой строчке.
— Попробуйте меня заставить, — сказал Авнер. — И все же спасибо.
Денег не будет. Никогда. Странно, но он испытывал облегчение. Плевал он на эти сто тысяч. Разве ради денег он делал эту работу? Если бы это было так, то и за миллион он бы на нее не согласился. Он ни в какие сделки с ними не вступал. Он действовал по своей воле. Потому что премьер-министр и глава Мосада просили его возглавить «историческую миссию». В присутствии генерала Шарона, героя его юности, который тогда сказал ему: «Я бы хотел, чтобы это предложение сделали мне». Вот почему он согласился. Он никогда не просил у них эти сто тысяч долларов. Он вообще ничего у них не просил. О финансовой стороне этого дела им объявил в свое время Эфраим: и ему, и Карлу, и Стиву, и Роберту, и Гансу. Это он говорил: «Бывая в Швейцарии, поинтересуйтесь своими счетами. Они будут расти». Ни Авнер, ни его коллеги и не помышляли о наградах. Им и в голову такое не приходило. И даже сейчас не деньги его беспокоили. Конечно, хорошо бы было оставить Шошане новую скандинавскую мебель. Приятно было бы поглядеть, как она обрадуется, когда доставят кухню. Однажды эта кухня даже приснилась ему. И тем не менее не так уж все это важно. Деньги были нужны ему для осуществления цели — остаться в Америке. Или уехать в Австралию. Или в Европу. Чтобы не пришлось ишачить в Израиле, обеспечивая себя, Шошану и дочку. Или гоняться за террористами в Южной Америке или где-нибудь еще. Только для этого и нужны ему были эти сто тысяч. А теперь, когда они с Шошаной решили пойти на разрыв с Мосадом, то не все ли равно потруднее или полегче будет это осуществить? У них и раньше никогда денег не было. Не будет и теперь. Только галициец типа Эфраима может поверить, что Авнера можно заставить что-нибудь делать за деньги.
Оставалась, однако, одна нерешенная проблема: документы.
До сих пор Авнер жил по фальшивым документам, которые Мосад либо поставлял, либо покупал. Были у него и документы, изготовленные Гансом во время миссии. Естественно, он плохо себе представлял, что требуется для получения настоящих документов. Сложные иммиграционные законы, осуществляемые громоздкой бюрократической системой, казались непостижимыми. Положение в общем было не особенно благоприятным. Дипломатические и служебные паспорта до сих пор освобождали Авнера от всяких забот. Ничего он не знал ни о квотах, ни о разрешениях на получение работы, ни о «грин-картах», дающих право на постоянное жительство в стране.
Теперь, не будучи легальным иммигрантом в Америке он не имел права на получение работы. А двухсот долларов на счете Шошаны надолго не хватит. И Авнер начал прирабатывать. Выбора у него не было, как не было его и у нелегального иммигранта из Мексики. Он влился в многотысячную армию иностранцев, которых жестоко эксплуатировали в огромной по своим масштабам подпольной хозяйственной системе Америки. Его это устраивало. И никогда он это эксплуатацией не считал. Он хотел получить то, что ему положено не было — жить в Америке, и согласен был временно на любые условия. Это ему казалось даже справедливым. Он готов был водить машины и красить дома за меньшее вознаграждение, чем полагалось легальному иммигранту. Или работать дольше за ту же плату. Но сидя за рулем в такси или водя малярной кистью, он начал осознавать, что, возможно, так будет всю жизнь.