Син разочарованно вздохнул и снова встал в стойку. Прилежно замахал мечом.
— Надеюсь, не отравлено… — проворчал Кан, рассматривая короткую царапину на пальце. Лизнул капельку и назидательно сообщил: — Запомни, щенок, — воины, творящие кровную месть, не пользуются бабьими средствами!
Хмыкнул и, как пустую безделушку, отбросив оружие в сторону покрасневшего юноши, двинулся к дому.
— Вот кто тебе сказал, что это — сорняк?! Ну, вот кто?! — орал Кан, размахивая толстым стеблем. — У тебя головы нет?! Ты траву от лопуха отличаешь? Нет?
Син стоял молча. Смотрел в ущелье, заполненное лёгшими на камни облаками. Думал о том, что чудом уцепившаяся за дальний обрыв маленькая корявая пихта напоминает иероглиф «замок» и что, возможно, в этом есть сокровенный смысл. Поскольку твёрдость каменной постройки дворца, конечно же, устоит перед порывами горного ветра. А значит, и пихте суждено вырасти и выстоять.
— Ты подумал, голова-тыква, что ты есть будешь? Что ты будешь есть, я спрашиваю?!
— Заработаю! — огрызнулся Син.
— Заработаю? — Кан развёл руками. — Как? От тебя проку, как с сосны хурма! На огороде и то прибраться не можешь! Чем заработаешь? У дровосека подмастерьем? Это тебе подойдёт!
— Я — ждущий в тростнике! — вскинул голову Син. — Я указываю милосердный путь! Всегда найдётся работа для умеющего убивать быстро!
— Умеющего убивать быстро! — передразнил Кан. — Да ты меч не разобрался с какой стороны хватать! Умеющий!.. Одно-то дело мести уже год не докончишь… — махнул он рукой, отворачиваясь.
Син стоял молча. И рассматривал дальнюю пихту.
Кан искоса поглядел на кровника. Крякнул. Ушёл в дом. Вернулся с узким свитком. Не глядя, сунул его юноше, и буркнул:
— Вот заказ… — а, уходя, добавил: — Не сделаешь — не приходи.
После недолгого молчания Син отозвался, понимая, что тот его уже не слышит:
— Да, учитель.
Син вытащил ладонь из-под шерстяной накидки и тронул мечущиеся от ветра иголки маленькой пихты. Корявая, приземистая, она, словно хмурый воин, стояла против тысяч снежных стрел на каменном обрыве. И закрывала собой путника, как гостя, остановившегося подумать о вечном. Син подхватил мешок, поправил меч и, осторожно балансируя по краю, двинулся к хижине. Путь был опасен. Раньше он считал его невозможным.
Скинув мешок у крыльца, долго стоял, прижавшись к доскам, и вслушивался в тишину за стеной. Тепло, идущее от щелей, убеждало в том, что дом жилой. И запах утверждал — Кан там!
Проникнуть в знакомое помещение не сложно. Особенно, когда уверен, что давно не ждут. Но Син всё равно долго примерялся. Скользил, сливался, замирал…
В темноте комнатки свёрнутая калачиком фигура на полу показалась хрупкой и беззащитной. Несколько одеял, накинутых одно на другое, — слабая оборона от холода в горах. Но человек спал…
Син осторожно опустился на колено возле врага. Удержал дыхание, потянув меч со спины. Замер с поднятым клинком. Направил острие туда, где под одеялом угадывалось горло. Нервно перебрал пальцами на рукояти. Закусил губу. И, дослав вес в движение, ударил…
В дальнем углу стукнула об стол неловко поставленная чашка.
Син обернулся с готовностью слать смерть в новом направлении.
Закутавшись в козьи шкуры, Кан сидел в другой стороне комнаты и разливал парящий чай.
— Держи! — протянул он.
Несостоявшийся мститель вытянул меч из соломенной куклы, подошёл и, взяв чашку, сел рядом. Положил меч на колени.
— Деньги принёс?
Син достал из-за пазухи свёрток и с коротким поклоном положил на столик перед мастером.
— Отделишь половину, — сказал Кан, прихлёбывая напиток, — отдашь в соседнюю деревню для сирот. А другую половину поделишь на пять частей. Завтра пойдём в город — возьмёшь одну на покупки.
— Хорошо, — кивнул Син.
— О! Наконец-то ты пахнешь соответственно своему характеру! — Син демонстративно зажал нос и сморщился. — Даже противно приближаться!
— Ну и не приближайся, — огрызнулся Кан. — Передай вон ту щётку.
Син передал требуемое и отошёл подкинуть поленья в очаг. Проверил воду в котле. Оставшись довольным, подхватил и подлил кипятку в банную бочку. Кан от удовольствия разомлел, счастливо откидываясь на её стенку.
— Сейчас чай будет, не засыпай! — усмехнулся Син.
— Хорошо, — кивнул Кан и, лукаво сощурившись, спросил: — Думаешь, что недосыпание — это самое тяжёлое в работе, когда двое суток сидишь в выгребной яме и ждешь заказанного человека?