Запястья и щиколотки жёстко скрепили с кольями, вкопанными в землю. Конечности в стороны — как морская звезда… Значит, рубить будут по одной.
Сквозь лихорадочные слёзы Кан смотрел на белое пушистое облако, пока его не заслонило сияние на вскинутом лезвие. Юный отпрыск владетельного князя высоко поднял роскошный дедовский клинок. Вздохнул поглубже, чтобы не стошнило. Но не закрыл глаз. Мужество начинается…
Сейчас…
Короткая стрела пробила худощавую шею подростка…
Тяжёлая пластина врубилась в лезвие меча, заваливая его назад…
Замелькали на небе смазанные полосы летящих дротиков…
И сквозь тишину прорвался первый крик…
На ощущение атаки Кан обернулся. И увидел…
Ждущий в тростнике чёрной кляксой свисал с крыши и сеял смертоносный металл в сиятельных особ, в беге подбирающих шёлковые халаты, в обозлённых охранников, потрясающих клинками, в бегущих лучников… Он был подобен грозному иероглифу «Дух», начертанному быстрой кистью на белой стене… Умелой кистью…
Когда ударили первые стрелы — его там уже не было.
Незнающий пощады меч косил тела, прорубая дорогу к лежащему на земле…
Кан посмотрел в другую сторону. Дыхание мальчика уже затихло, и не по возрасту тяжёлый меч покинул тонкую ладонь. До плетённой рукояти было далеко. Но почти под пальцами сияло лезвие. Только чуть дотянуться… И тронуть играющую в солнце гравировку у кромки. Ну!
Справа ходил ходуном воздух, гонимый злыми мечами, рушащимися телами и криками.
Свирепым зверем приближался ждущий в тростнике.
Миг! Яростный клинок на отмашке срезал последние верёвки и вновь взбил воздух, творя бесчинство металла над жизнями.
Кан стиснул зубы и тяжело поднялся. С трудом сжимая меч.
Навстречу сыну.
Навстречу свободе.
Навстречу смерти.
И, понимая чувство момента, усмехнулся вязи на лезвии чужого клинка:
«Сердце добродетельного человека пребывает в покое, и поэтому такой человек не знает суеты»