― И это все?
Куан посмотрел через стекло в приемную, наклонился вперед и негромко произнес:
― Честно говоря, в его голосе было что-то совершенно жуткое.
Отделение по делам несовершеннолетних располагалось в корпусе «С» трехэтажного комплекса в квартале краснокирпичных офисов на Фрутвилл-роуд, сразу за Таттл. В корпусе «А», согласно табличке, размещались бухгалтер, физиотерапевт, двое психологов, еще один бухгалтер и дерматолог. В корпусе «В» находились дантист, педиатр, гинеколог и кабинеты эпиляции и гипноза.
В маленьком вестибюле сидел дежурный, разбирая горы конвертов. На вид около тридцати лет, бритый, аккуратный, в очках и голубой рубашке без галстука, откровенный гей.
― Салли Поровски, ― сказал я.
― Рад познакомиться, Салли. Я Мэри Эллен, ― ответил он, улыбаясь и продолжая сортировать конверты.
Я молча посмотрел на него. Он прервал свою деятельность и посмотрел на меня.
― Это была шутка.
― Я понял.
― Вы расскажете Соренсену? ― спросил он. ― Язык мой ― враг мой.
― Я не собираюсь рассказывать Соренсену, Мэри Эллен. Мне просто нужна Салли Поровски.
― На самом деле я... Меня зовут Джон Детчен.
― А меня Лью Фонеска. Вы не могли бы...
― Ну разумеется. Наверх на лифте, второй этаж. Ее имя написано на боксе. Вам повезло: сейчас она на месте. Обычно они на колесах, вызовы на дом, в школы, в суд, вы же знаете...
― Не знаю, Джон. ― Я подошел к открытому лифту.
― Вы правда не скажете Соренсену?
― Останется между нами, девочками.
― Вы ведь не интересуетесь?
― Не интересуюсь.
― Ну и хорошо, вы все равно не в моем вкусе.
Лифт медленно поднял меня на второй этаж. В нем пахло плесенью. Когда двери открылись, я увидел перед собой табличку: «Отделение по делам несовершеннолетних». Я вошел и оказался между двумя рядами стеклянных боксов, за которыми находились двери в кабинеты с табличками. Окон не было. Вдоль блеклых розовых стен высились полутораметровые стопки картонных коробок. Внутри боксов небольшие столы с компьютерами были завалены бумагами, папками, заставлены кофейными чашками. Сотрудники сидели только в двух боксах. На одной из стеклянных стенок значилось: «Салли Поровски».
Когда я подошел, она сидела ко мне спиной, глядя на экран монитора. Время от времени она поправляла очки и разговаривала сама с собой.
― Салли Поровски? ― спросил я.
Она вздрогнула, покачнулась на стуле и обернулась ко мне:
― Боже, как вы меня напугали!
― Извините, пожалуйста.
Она была моего возраста, может быть, лет сорока, может быть, чуть моложе. Крепкого сложения, симпатичная, со светлой кожей, короткими, темными, крупно вьющимися волосами и удивительным низким голосом. На ней была черная юбка, белая блузка и пиджак. На шее нитка тяжелых ярких бус.
― Я могу вам чем-нибудь помочь?
― Думаю, да, ― сказал я. ― Меня зовут Фонеска, Лью Фонеска. Я друг Берил Три, и у меня от нее поручение. Она разыскивает свою дочь, Адель Три, но та пользуется другим именем...
― О господи, ― сказала Салли Поровски, поворачиваясь ко мне. ― Мать Адели умерла. По крайней мере, той Адели, которую я знаю.
Я покачал головой.
― Жива, вполне здорова и очень волнуется. Она остановилась в мотеле «Бест вестерн» на Сорок первой улице.
― И вы можете это доказать? ― спросила она. ― Доказать, что она мать девушки, на которую у нас открыто дело?
― Я могу привести ее сюда, с документами и слезами.
Салли минутку подумала, прикусив нижнюю губу, взглянула на экран компьютера и сказала:
― Приводите.
― У меня встреча в час дня. Я мог бы привести ее к трем.
― Давайте лучше в четыре. Мне нужно закончить отчет и затем съездить на один вызов. Как вы нашли меня?
― Через мистера Куана.
Она кивнула.
― Приведите миссис...
― Три.
― ...миссис Три в шестнадцать тридцать, и мы поговорим, ― сказала она. ― Сейчас мне нужно заняться отчетом. Я задержала его почти на два месяца, так что, пожалуйста, извините.
― Еще две минуты, ― попросил я. ― То есть вы сами определите время, может быть, гораздо меньше, в зависимости от вашего ответа на один вопрос.
― Я не могу говорить об Адели, пока не убедилась...
― Не об Адели ― о вас.
― Обо мне?
Она сняла очки и внимательно посмотрела на меня.
― Вы замужем? ― спросил я.
― Что-что?
― Вы замужем?
― Мой муж умер, но я не понимаю...
― Мне сорок два года. Я живу в Сарасоте, работаю служащим суда по доставке повесток и разыскиваю пропавших людей. Моя жена погибла в автокатастрофе в Чикаго чуть больше трех лет назад. Она была адвокатом. Я занимался расследованиями и доставкой бумаг для окружной прокуратуры. У меня диплом университета Иллинойса по политологии. Когда моя жена умерла, я бросил работу, сел в машину и поехал, куда катили колеса. Мотор заглох в Сарасоте. У меня нет детей. Мы собирались завести ребенка, но... Я здоров, занимаюсь в спортзале почти каждое утро и много езжу на велосипеде. Мои родители итальянцы, но я не католик. Я сам в церковь почти не хожу, но моя мать и сестра принадлежат к епископальной церкви. Видите, я уложился в две минуты.
― Зачем вы говорите это мне, мистер Фонеска?
― Вы, наверное, думаете, что у меня не все дома, ― сказал я.
― Мое мнение будет зависеть от вашего ответа.
― Я хотел спросить, согласитесь ли вы поужинать со мной сегодня вечером, или завтра вечером, или любым вечером.
― Вы часто делаете такие предложения?