― Он обожает ее, ― сказала она. ― Вы бы только видели их вместе! В Мелани весь смысл жизни Карла. Он удивительно сильный и здоровый человек для своего возраста, но я думаю, что если Мелани... если вы не найдете ее, он этого не переживет или будет совершенно разбит. Мой муж всегда говорил, что Карл ― гений, что у него чутье на прибыльную сделку, на верный момент. Карл помог моему мужу сколотить капитал. Найдите Мелани, мистер Фонеска.
― У вас нет ни малейшей идеи, где она может быть? ― спросил я.
― Ни малейшей, ― сказала она. ― Я понятия не имею, почему Джеффри Грин направил вас ко мне.
― А знаете ли вы невысокого мужчину, похожего на медведя, лысоватого, с грубым лицом, который ездит на синем «Бьюике»?
― Нет.
― Когда вы потеряли ваши водительские права?
Она отвернулась, потом снова посмотрела на меня.
― Откуда вы знаете, что я их потеряла?
― Это моя работа.
― Какое это имеет значение?
― Ими пользовалась Мелани. Она переклеила фотографию и заламинировала карточку. Когда ей нужно, она становится вами.
Кэролайн Уилкерсон постучала накрашенными ногтями левой руки по стеклянной столешнице.
― Что любит читать Мелани Себастьян?
― Читать? ― переспросила она. ― Не знаю... Какое это имеет отношение...
― У нее есть любимое блюдо?
― Я никогда не замечала, ― сказала она с раздражением.
― Если бы я знал это, я, возможно, мог бы проверить, не покупала ли она книг, не ходила ли в ресторан, где подают ее любимую еду.
― Понимаю, ― сказала она.
― Какой у нее любимый фильм?
― Тоже не могу сказать.
― Она демократка, республиканка? Безразлична к политике?
Кэролайн Уилкерсон покачала головой.
― Я бы очень хотела быть вам полезной, но мы никогда не говорили с ней об этих вещах.
― О чем вы говорили?
― Об одежде, о знакомых, сплетничали. Это кажется поверхностным, но мы обе занимались серьезными вещами.
― Какими именно?
― Вы хотите знать, чем я занимаюсь?
― Да.
― Я выполняю добровольную работу в Женском центре. Но это действительно совершенно вас не касается.
Я был ей решительно неприятен. Дождь кончался, и я сожалел об этом.
― А чем занималась Мелани? Я имею в виду ― серьезным.
― Она работала с детьми. Собирала деньги, передавала их организациям, поддерживающим брошенных или пострадавших матерей, детей. Сама она не могла иметь детей.
― Почему?
― Какая-то болезнь, ― сказала Кэролайн Уилкерсон, проводя тонким пальцем по кромке стакана. ― Не знаю, что именно, она никогда не говорила. Мне нужно идти.
Я встал и сказал:
― Это почти все, что у меня есть на данный момент. Вы мне очень помогли.
― Надеюсь, что это так.
Она тоже встала и посмотрела на меня ― уже без того налета презрения, который я чувствовал сначала.
― Найдите Мелани, ― сказала она. ― Найдите ее скорее.
― Я найду, ― пообещал я.
Она протянула мне руку. Я мягко пожал ее, и она проводила меня обратно через дом к входной двери.
Возможно, Мелани Себастьян и Кэролайн Уилкерсон и были лучшими подругами, однако Кэролайн явно знала о своей приятельнице не слишком много. Может быть, Мелани была не из тех, кто любит откровенничать, а может быть, Кэролайн дала понять, что не хочет подходить слишком близко и узнавать слишком много.
Есть люди, живущие как бы на поверхности. Они не хотят заглядывать себе в душу, а тем более в души других. За тем лицом, которое мы показываем миру, обычно есть нечто, что убийственно действует на таких людей, как Кэролайн Уилкерсон. Кэролайн Уилкерсон до последнего момента будет оставаться привлекательной, прибегая к пластической хирургии, диете, гимнастике и косметике, а затем наденет новую маску ― меланхолического спокойствия.
В действительности я сам не знал того, о чем рассуждал. Это была фантазия, которая казалась правдоподобной, но могла не иметь под собой ровно никаких оснований. Например, за моей внешностью не скрывалось почти ничего ― по крайней мере, ничего такого, о чем мне было бы известно.
Когда я выехал с острова по Северному мосту, на меня снова навалились мысли о Дуайте Хэндфорде. Они не давали мне покоя. Я должен был задать своим друзьям кое-какие вопросы, даже рискуя оттолкнуть их от себя.
Да, Лью Фонеска глубоко прятал собственных демонов и никому не рассказывал о дедушкиной мандолине. Почему я не рассказал о ней Энн Горовиц? Отголоски давнишней вины и боли, затушеванные детской памятью о музыкальном инструменте... На этот раз он играл «Мир ждет восхода солнца...». Дедушкины пальцы с распухшими суставами быстро-быстро перебирали струны. Есть секреты, которые нам не хочется никому раскрывать, ― последний обломок, который держит нас на плаву в море сомнений.
Неужели и у Хэндфордов есть свои сомнения и секреты? Неужели этот подонок тоже унес в могилу какое-то драгоценное воспоминание? Мне хотелось думать, что это не так. Нам ― по крайней мере, мне ― были нужны чудовища. Без чудовищ не бывает героев. Что-то должно оставаться черным, что-то ― белым.
Эймс сказал, что он не убивал Хэндфорда. Эймс не стал бы врать. Он знал, что я никогда не сдам его полиции. Я не заявил бы ни на кого из моих друзей, если бы кто-то из них убил Дуайта. Мне просто нужно было знать.
Остановка первая. Фло Зинк.
Когда я проехал половину пути к ее дому, выглянуло солнце. В машине работал кондиционер, но я знал, что снаружи нестерпимо жарко и влажно. Старик на огромной новой «Ауди» вдруг выехал со своей полосы и чуть не сбросил меня с Тамайами-Трэйл. Я оглянулся на него ― он сидел обхватив руль, мечтательно глядя перед собой и не замечая ничего вокруг. Я принял это как приходящуюся на каждого жителя штата неизбежную долю риска и поехал дальше.