Бой достиг кульминации. Почти одновременно полыхнули две ярчайшие вспышки, и Санат застонал. В одной из них потонул человеческий корабль. Трижды нарастал тревожный гул — это ядерщики на нижнем уровне запускали свои машины на полную мощность, когда вражеское излучение задерживалось защитным экраном их корабля.
И вновь координатор ввел в перекрестье прицела вражеский флагман. Так прошел час, на протяжении которого шесть ласинукских и четыре земных корабля рассыпались в прах.
По лбу координатора, заливая глаза, катился пот; пальцы наполовину потеряли чувствительность, но вражеский флагман не выходил из перекрестия тончайших волосяных нитей.
А Санат следил, следил, не снимая пальца со спуска, и выжидал.
Дважды флагман озарялся пурпурными сполохами: его орудия били — и тотчас же восстанавливался защитный экран. Дважды палец Саната начинал давить на гашетку и в последний момент замирал. Он чувствовал, что не успевает.
Но все же Санат доказал свое умение и в восторге вскочил на ноги. Координатор тоже завопил и выпустил штурвал.
Обратившись в гигантский погребальный костер, в пурпурное кипение энергии, флагман и находившийся на его борту адмирал Ласинукского Флота прекратили свое существование.
Санат рассмеялся и они с координатором обменялись сильным, торжествующим рукопожатием.
Но торжество длилось недолго: координатор не успел даже произнести первых ликующих слов, теснившихся в горле. Видеоэкран залило бушующим пурпуром — это пять людских кораблей одновременно взорвались, сраженные смертоносным потоком энергии.
Динамик проревел:
— Усилить защитные экраны! Прекратить огонь! Перестроиться в таранный строй!
Санат почувствовал, как мертвая хватка неуверенности стиснула его горло. Он понимал, что произошло. Ласинуки наконец-то сумели наладить управление гигантскими орудиями Лунной Базы, чьи громадные пушки втрое превосходили по мощности самые крупные из корабельных установок; эти огромные орудия могли расстреливать земные корабли, не опасаясь возмездия.
Рыцарский турнир завершился, теперь начиналось настоящее сражение. В нем люди собирались применить способ ведения боя, никогда ранее не применявшийся, и все мысли экипажа были об одном. Санат читал это по мрачному выражению лиц, ощущал это в их молчании.
Метод мог сработать! Но мог и не сработать!
они не могли, поэтому их капитуляция или окончательное уничтожение представлялись лишь вопросом времени.
Тониты врага не переставая выплевывали потоки энергии, пытаясь сокрушить защитные экраны человеческих кораблей. Те искрили и флуоресцировали под ударами жестких радиационных хлыстов.
Санат слышал, как гудение ядерных установок поднялось до протестующего визга. Глаза его не могли оторваться от датчика энергии: подрагивающая стрелка все более заметно отклонялась вниз, к нулю.
Координатор провел языком по пересохшим губам.
— Думаете, нам удастся, сэр?
— Несомненно! — сам Санат далеко не был уверен в правоте своих слов. — Нам необходимо продержаться еще час и чтобы они при этом не отступили.
Ласинуки и не отступали. Отойти назад — значило ослабить ряды нападавших, дать возможность внезапным ударом прорвать окружение и спасти часть Человеческого флота.
Корабли людей двигались со скоростью улитки, делая чуть больше сотни километров в час. Бездействующие, подстегиваемые пурпурными стрелами энергии, они продолжали образовывать медленно расширяющуюся сферу, так что расстояние между флотами даже немного сократилось.
Санат оставил оружейную палубу и присоединился к солдатам, крепко державшим гигантский поблескивавший рычаг и ожидавшим команды, которая должна была вот-вот раздаться или не раздаться никогда.
Расстояние между противниками не превышало теперь одной-двух миль — почти соприкосновение по критериям космических войн. Тут-то и пришел приказ флагмана.
Он отозвался во всех отсеках:
— Иглы наружу!
Множество рук навалилось на рычаг — и Санатовы среди прочих, — резкими толчками отжимая его вниз. Рычаг изогнулся величественной дугой, раздался оглушительный, все заполнивший собой грохот, и корабль содрогнулся от резкого толчка.
Дредноут превратился в таранный корабль!
Носовые секции бронеплит мягко разошлись, и сверкающее металлическое жало зловеще выдвинулось наружу. Стофутовой длины, десяти футов в диаметре у основания, оно изящно сужалось к концу, достигая игольной остроты. В солнечном свете хромированная сталь тарана засверкала пылающим великолепием.