- Насколько я могу судить, вы вполне самодостаточны, - обращается Уэлдрейк к одному из цыган. Тот с важностью кивает. - Но сколько же таких городов-кораблей плывут по этому пути?
Цыган трясет головой и пожимает плечами. Откуда ему знать!
- Тысячи две, - предполагает он. - Но не все идут так быстро, как эти. За ними следом идут города Второго Времени. А за теми - Третьего.
- А потом Четвертого?
- У нас нет четвертого времени года. Его мы оставляем вам. - Цыган смеется над ним, словно над слабоумным. - Иначе откуда бы нам брать зерно?
Эльрик слышит крики и гам на огромных платформах, смотрит на людей, что выглядывают из-за ограды, приветствуя друг друга. До него доносится шум самого обычного города, самые обычные городские запахи, и он поражается этим устройствам из дерева с заклепками и скрепами из стали, бронзы или меди, из дерева столь древнего, что твердостью сравнялось с камнем, с колесами столь огромными, что могли бы раздавить человека с той же легкостью, как садовая тачка - муравья. Он видит белье, сохнущее на веревках, вывески ремесленников и торговцев. А платформы уже совсем рядом - и вскоре ему приходится задирать голову, чтобы взглянуть на промасленные оси древних, окованных металлом колес, каждая спица которых была высотой едва ли не с башню Имррира... и повсюду этот запах... запах жизни во всем ее разнообразии. Высоко над ними гогочут гуси, псы встают у частокола на задние лапы и рычат и лают, просто потому что им нравится рычать и лаять, а дети украдкой выглядывают вниз и пытаются плюнуть чужакам на голову, выкрикивая нелепые детские дразнилки, пока их не уводят родители, отпускающие пренебрежительные замечания по поводу странной внешности троих спутников, чье появление цыган, похоже, отнюдь не доставляет удовольствия.
Повсюду теперь скрипят колеса, а за ними на дорогу валятся все новые и новые груды отбросов; вслед за платформами идут мужчины, женщины и дети с метлами, они сметают мусор в кучи, распугивая пожирателей падали, поднимая тучи пыли и мух, а порой останавливаются и падают на колени, выискивая в отбросах какой-то лакомый кусочек.
- Вот уж, право, поразительное сборище! - Закашлявшись, мастер Уэлдрейк вытаскивает из кармана огромный красный носовой платок и прикрывает им лицо. - Скажите, сударь, куда ведет эта дорога?
- Куда она ведет? - Цыган недоуменно качает головой. - Повсюду и никуда. Это наша дорога. Дорога Вольных Странников. Она ведет сама за собой, поэт. Она опоясывает мир!
Глава четвертая
О путешествии с цыганами. Необычный спор о природе свободы
Пройдя немного дальше, Эльрик и его спутники с удивлением заметили огромную толпу, следовавшую за первой шеренгой селений на платформах. Здесь были мужчины, женщины, дети, старики и младенцы, богачи и нищие; они болтали, смеялись и играли на ходу; одни с беззаботным видом шагали за грохочущими колесами, не сводя с них глаз, другие шли в унынии, рвали на себе волосы и заливались слезами; за ними бежали собаки и прочие домашние животные - так что все это напоминало толпу паломников. Шестеро цыган давно уже ускакали вперед, позабыв о тех, кого привели с собой.
Склонившись с седла, Уэлдрейк обратился к добродушного вида матроне, из тех, что частенько привечали маленького поэта. Он галантно снял шляпу, встряхнул рыжим чубом, круглые петушиные глазки его засверкали.
- Простите, что помешал вам, сударыня. Но мы прибыли сюда совсем недавно. Не подскажете ли, как нам отыскать представителей властей...
- Какие могут быть власти в Стране Цыган, птенчик? - Она засмеялась нелепости вопроса. - Мы здесь все свободные люди. Правда, у нас есть совет, но он соберется еще невесть когда. Так что, если хотите к нам присоединиться, просто отыщите селение, которое пожелает вас принять. Иначе придется топать пешком. - Она ткнула пальцем назад, не замедляя шага. - Ищите лучше подальше. В первых рядах едут самые чистоплюи. Цыгане в сотом колене. Они новичков не любят. А дальше смотрите - может, вам и повезет.
- Благодарю вас, сударыня.
- Всаднику везде рады, - отозвалась она, похоже, цитируя местную поговорку. - Самые свободные из цыган те, у кого есть лошадь.
Пробираясь сквозь толпу, запрудившую дорогу от одного завала до другого, Эльрик, Уэлдрейк и Роза направились в хвост колонны. Они то и дело приветствовали кого-то, другие приветствовали их. В воздухе пахло праздником, до путников доносились обрывки песен и смеха, звуки скрипки и даже органа. Но чаще всего звучала одна и та же песня:
Дали мы обет цыган,
Приняли закон цыган,
Смерть всем тем, кто против нас!
Смерть всем тем, кто против нас!
Песня не понравилась Уэлдрейку по соображениям как моральноэтического характера, так и эстетического и даже ритмического.
- Я ничего не имею против примитивизма, друг Эльрик, но примитивизма более утонченного. А тут обычная ксенофобия. Едва ли это достойный гимн для великого народа...
...Однако Розе он пришелся по душе.
Эльрик не прислушивался к их спору. Вскинув голову на драконий манер, чтобы понюхать воздух, он вдруг заметил, как из-под колес одной платформы выскочил мальчишка и сломя голову устремился к краю дороги. На руках и на ногах у него были привязаны дощечки - вероятно, чтобы помочь взобраться по грудам отбросов, - но они только мешали ему.
Ребенок вопил во весь голос от страха, но толпа с песнями шла мимо, словно ничего не замечая. Мальчик попытался спуститься обратно на дорогу, но дощечки окончательно увязли в грязи. И вновь его жалобный крик разнесся над победным пением цыган. Как вдруг из ниоткуда вылетела оперенная черным стрела и впилась ему в горло, заставив беглеца умолкнуть. Кровь струилась у него изо рта. Мальчик умирал. Ни одна живая душа даже не взглянула в его сторону.
Роза направила коня к мусорному завалу, расталкивая толпу. Она проклинала цыган за их равнодушие, еще надеясь успеть на помощь мальчугану, который бился в агонии, все глубже зарываясь в гниющие отбросы. К тому времени, как Роза, Эльрик и Уэлдрейк пробрались к нему, ребенок был уже мертв. Но стоило альбиносу потянуться к нему, еще одна стрела с черным оперением вонзилась мальчику прямо в сердце.
Мелнибонэец в бешенстве оглянулся, и лишь совместными усилиями Розе с Уэлдрейком удалось удержать его от немедленной расправы с неведомым обидчиком.
- Подлая трусость! Подлая трусость!
- Возможно, малец был повинен в еще худшем преступлении, - резонно заметила Роза. Потянувшись к Эльрику, она взяла его за руку. - Наберись терпения, альбинос. Мы здесь для того, чтобы узнать об этих людях как можно больше, а не для того, чтобы бросать вызов их обычаям.
Эльрик согласно кивнул. Он был свидетелем куда более жестоких деяний у себя на родине и прекрасно знал, что то, что одним кажется отвратительнейшей пыткой, другим может представляться воплощением справедливости. Так что он взял себя в руки, но отныне взирал на толпу недоверчиво и с опаской. А впереди уже виднелся новый рад платформ, двигавшихся вперед нестерпимо медленно, не быстрее старушечьего шага, с ужасающим скрежетом и скрипом, метя землю кожаными юбками-пологами, точно вдовствующие герцогини на вечерней прогулке.