Эльрик заранее привязал себя поясом к роговому выступу на шее. рептилии, но сейчас он с трудом удерживался у нее на спине, слабея с каждым мигом. Однако ныне смерть не казалась ему желанной отрадой. Худшей участи, чем оказаться навеки связанным с душой отца, он не мог себе представить. Наконец, когда дракон пролетал сквозь тучи, ему удалось набрать в шлем немного воды и растворить в ней кроху застывшего яда. Последняя надежда… Он одним глотком выпил дурно пахнущее и омерзительное на вкус снадобье. И тогда началось самое страшное. Огонь пронзил его тело тысячами игл, ему хотелось терзать собственную плоть, вырвать себе жилы, мышцы, сорвать с себя кожу, лишь бы избавиться от непереносимой боли. Ему подумалось, что он избрал на редкость мучительный способ воссоединиться с Садриком… Хотя сейчас даже смерть показалась бы ему благословением.
Но вместе с болью тело наполнила сила. Она оживила слабеющего альбиноса, и с помощью этой же силы он сумел изгнать боль, закрыться от нее, пока огонь не перестал обжигать и не наполнил его сияющим, живительным теплом. Энергия, которую он получил от дракона, была светлее и чище той, что дарил ему рунный меч.
Он продолжал полет в темнеющих небесах, ощущая себя превосходно, как никогда. Чудесная эйфория наполнила душу Эльрика. Он вновь затянул древнюю Драконью Песнь, звонкую и причудливую, полную тысячи смыслов. Да, несмотря на всю свою жестокость, мелнибонэйцы умели наслаждаться жизнью, всеми ее дарами и капризами, и это умение альбинос унаследовал в полной мере.
Несмотря на физическую немощь, ему порой казалось, что в крови его есть нечто иное, что восполняет слабость тела: острота эмоций и ощущений, столь непереносимая, что порой волна чувств захлестывала, угрожала поглотить не только его самого, но и всех близких. Это было еще одной причиной, почему он мирился с одиночеством.
Теперь ему было все равно, куда унесет его дракон. Яд придал ему сил. Теперь они с гигантской рептилией побратались по-настоящему. Они летели все дальше. И вот наконец, над полем, отливавшим медью в лучах заходящего солнца, где пораженный крестьянин в остроконечном колпаке что-то восторженно закричал им вслед и вспугнутая стайка скворцов расчертила небеса таинственным иероглифом, Шрамоликая, широко расправив кожистые перепончатые крылья, спланировала к земле. Сперва Эльрику показалось, что впереди лежит обычная дорога, — вымощенная базальтом, но когда они приблизились, увиденное поразило его. Подобно гигантскому шраму, дорога шириной в добрую милю рассекала равнину, выходя из бесконечности и уходя в нее же. На ней не было ни души — если не считать бесчисленных ворон и стервятников, копошившихся на грудах мусора по обе стороны дороги. Альбинос едва не задохнулся от вони. Чего здесь только не было! Отбросы, кости, объедки, обломки мебели и осколки посуды — бесконечные валы мусора простирались вдоль идеально ровного тракта на всю его длину, сколько хватал глаз. Эльрик пропел дракону, чтобы тот взлетел выше и унес их как можно дальше от этого кошмара, в чистоту небес, но тот не послушал всадника, повернул сперва на север, затем на юг и наконец понесся прямо вдоль дороги, видом и цветом и впрямь напоминавшей незаживший шрам, и приземлился точно посередине.
Шрамоликая свернула крылья и распласталась на земле, явственно указывая, что не намерена двигаться дальше. Эльрик с неохотой спрыгнул с драконьего загривка, смотал пояс и вновь повязал его, словно надеялся, что тот и в дальнейшем будет хранить его от всех превратностей судьбы, затем пропел прощальную песнь благодарности. На последних строках дракон вскинул огромную вытянутую голову и звучным голосом допел мелодию вместе с Эльриком. То был словно глас самого времени.
Затем рептилия сомкнула челюсти, полуприкрытые тяжелыми веками глаза взглянули на альбиноса почти с любовью, раздвоенный язык тронул воздух, она расправила крылья, оттолкнулась от земли, так что та едва не раскололась от сотрясения, и наконец взмыла в небо. Гибкое тело зазмеилось в воздухе, стремительно уменьшаясь в размерах, и в последних лучах заходящего солнца огромная тень пронеслась по равнине. Серебристая молния сверкнула на горизонте, и Эльрик понял, что Шрамоликая наконец вернулась в свое измерение. Он помахал ей рукой на прощание. Яд был воистину бесценным подарком. Но дракон подарил ему и нечто неизмеримо большее…
Однако сейчас ему хотелось лишь одного: убраться со странной дороги как можно скорее. Покрытие ее блестело, точно полированный мрамор, но теперь альбинос видел, что это не более чем глина, утоптанная настолько, что сделалась тверже камня. Может, и под глиной тоже скрывались гниющие отбросы? Мысль эта показалась ему неприятной, и он поспешил к южному краю дороги, утирая пот с лица. Интересно, кому мог служить этот тракт? Мухи роились вокруг, а стервятники косились на него с явным вожделением. Он закашлялся от вони. К несчастью, чтобы выбраться на вольный воздух, ему предстояло еще перебраться через завалы мусора.