— Я слыхала о мастере Уэлдрейке. — В голосе незнакомки сквозило восхищение. — Но ваше имя, боюсь, мне незнакомо. Меня называют Розой, это мой меч — Быстрый Шип, а кинжал мой именуется Малый Шип. — Эти слова она произнесла с гордостью и не без вызова, словно в предупреждение, хотя Эльрик не мог понять, чего она опасается от них. — Я странствую по временным потокам в поисках отмщения. — И девушка невесело усмехнулась, уставившись в пустую тарелку, словно смущенная столь постыдным признанием.
— Но зачем вы ищете этих загадочных сестер, госпожа моя? — чарующим голоском поинтересовался Уэлдрейк.
— Они очень много значат для меня. Они владеют тем ключом, что отопрет мне двери, за которыми лежит вожделенная цель. Единственная цель, что осталась мне с тех пор, как я принесла свой обет. Они дадут мне возможность исполнить свою мечту, мастер Уэлдрейк. Кстати, вы ведь тот самый Уэлдрейк, что написал «Восточные грезы»?
— М-м, сударыня… — Поэт явно был смущен. — Тогда я только прибыл в новую эпоху. Мне пришлось заново завоевывать себе репутацию. А Восток был как раз в моде. Однако как зрелую работу это едва ли можно рассматривать…
— Поэма весьма сентиментальна, верно, мастер Уэлдрейк. Но она скрасила мне несколько печальных часов. И я все еще люблю ее. Не меньше, чем «Песнь Иананта», хотя это, без сомнения, ваше лучшее творение.
— Во имя Неба, сударыня! Но я же еще не написал эту поэму! Остались только наброски, там, в Патни.
— Она превосходна, сударь. Но больше я не скажу вам ни слова.
— Весьма признателен вам за это, сударыня. И… — спохватился поэт, — за вашу похвалу. Сказать правду, я тоже весьма привязан к ориенталистскому этапу своего творчества. Не доводилось ли вам часом читать такую вещь — она вышла совсем недавно — «Манфред, или Хоорийский вельможа»?
— Боюсь, он еще не входил в число ваших сочинений, когда я в последний раз была в цивилизованных местах, сударь.
Они продолжали с увлечением толковать о поэзии, и Эльрик, утомленный, опустил голову на руки — пока из дремы его не вырвала реплика Уэлдрейка:
— Но почему же никто не приструнит этих цыган? Разве в этих краях нет ни власти, ни закона?
— Я мало что знаю о них. Это народ бродяг, — негромко отозвалась Роза. Возможно, целая кочевая орда. Сами себя они именуют Вольными Странниками или Народом Пути. Мне кажется, местные жители немало опасаются их. Судя по тому, что мне говорили, наши три сестры присоединились к ним. Поэтому я тоже намереваюсь отправиться на поиски цыган.
Эльрику вспомнился утоптанный широченный тракт, и он невольно задумался, не имеет ли эта дорога отношения к Цыганскому Народу. Хотя едва ли эти бродяги могли вступить в союз со сверхъестественными силами. Любопытство альбиноса достигло предела.
— У нас, у всех троих, одна проблема, — заметила между тем Роза. — Наши хозяева решили, что мы стали жертвами цыган, и мы не разубеждали их в этом заблуждении. Однако это означает, что теперь мы не можем никого расспрашивать о них напрямую, а вынуждены идти к цели окольными путями. Либо сознаться в обмане.
— Едва ли это поможет нам завоевать их расположение. Эти люди гордятся своей щедростью по отношению к торговцам. Но мы ничего не знаем о том, как они относятся ко всем прочим. Возможно, их судьба куда печальнее. — Эльрик вздохнул. — Впрочем, мне это безразлично. Если вы не возражаете против нашего общества, сударыня, мы отправимся на поиски сестер вместе с вами.
— Хорошо. Пока я не вижу в подобном союзе ничего дурного, — разумно отозвалась Роза. — Но что вы знаете о них?
— Не больше, чем вы сами, — искренне ответил Эльрик.
Поскольку иных путей ему пока не представилось, он решил следовать этому и посмотреть, куда же тот выведет его. Возможно, три сестры помогут ему отыскать похищенный ларец и душу его отца.
Но не только. В обществе этой загадочной женщины он испытывал редкое наслаждение, какого уже не надеялся ощутить когда-либо вновь: взаимопонимание и доверие, которое, невзирая на осторожность, вызывало в душе желание поведать ей все свои секреты, все чаяния и страхи, все устремления и утраты, но не ради того, чтобы отяготить ее сердце, а просто предложить ей нечто, что, возможно, ей захочется с ним разделить. Ибо он явственно видел, что у них, помимо цели путешествия, еще очень много общего.
Проще говоря, у него было такое чувство, словно он обрел сестру. И, похоже, она также ощущала это родство; хотя Эльрик был мелнибонэйцем, а она нет. И это не уставало поражать альбиноса, ибо такое же чувство родства — хотя и абсолютно иной природы — ему довелось недавно испытать с Гейнором.