— Интересно, что в нас его не устроило?
— Узнаем методом проб и ошибок, — отозвалась Роза. Откинув волосы с лица, она размяла свои сильные пальцы и натянула поводья. На следующей платформе им так же кратко и без объяснений отказала женщина в красном чепце, на мгновение выглянувшая из-за частокола. И дальше отказ следовал за отказом. Цыгана в крашеном кожаном жилете, казалось, больше заинтересовали лошади, чем всадники, но и он в конце концом отрицательно махнул рукой. Эльрик пробормотал сквозь зубы, что с него довольно унижений и он, пожалуй, попробует отыскать иной способ достичь желаемого.
У следующего селения их встретил дородный пожилой цыган с повязкой на голове, в расшитой рубахе и черных бархатных штанах, заправленных в белью гетры.
— Лошадки нам бы не помешали, — заявил он. — Но вы трое, похоже, из умников. А нам в деревне таких не надо. От вашего брата одни только неприятности. Так что ступайте с миром.
Уэлдрейк засмеялся.
— Похоже, здесь не оценили ни нашу красоту, ни мозги — только лошадей, да и тех не очень высоко.
— Терпение, — призвала его помрачневшая Роза. — Нам необходимо отыскать сестер. И сдайся мне, селение, которое их приняло к себе, будет очень похоже на то, что примет нас.
Альбиносу ее логика показалась не слишком убедительной, и все же это была хоть какая-то логика, тогда как ему самому было нечего предложить взамен.
Еще на пять платформ обращались путники, и еще пять раз услышали отказ, и наконец с шестой, которая им показалась размерами чуть меньше прочих, но более ухоженной, соскочил высокий тощий мужчина. Изящный праздничный костям выдавал в нем любителя всяческих удовольствий, хотя строгие, почти суровые черты лица противоречили этому впечатлению; голубые глаза искрились живостью и весельем.
— Доброго вам вечера, почтенные господа, — приветствовал он их музыкальным, слегка манерным голосом. — Меня зовут Амарин Гудул. Есть ли у вас что-нибудь интересненькое? Вы, часом, не художники? Или, может быть, хорошие рассказчики? Или с вами самими происходило что-то забавное? Видите ли, мы здесь, в Троллоне, отчаянно скучаем.
— Мое имя Уэлдрейк, я поэт. — Рыжий петушок горделиво выступил вперед, совершенно позабыв про своих спутников. — Я писал стихи для королей, герцогинь и простолюдинов. Мои поэмы публиковались многие века, и своему призванию я следовал во многих воплощениях. Мне дарована легкость ритма, сударь, коей многие завидуют… равные мне и даже лучшие, чем я, поэты. К тому же, скажу я вам, у меня есть дар стихотворной импровизации. Вот, послушайте, например… В Троллоне, медленном и плавном, жил Амарин Гудул всеславный. Был меж друзьями знаменит он тем, что…
— Меня называют Розой, — бесцеремонно прервала рифмоплета девушка. Я странствую в поисках отмщения и побывала во множестве миров.
— Ага! — вскричал Амарин Гудул. — Так вы плыли по мегапотоку! Пересекали незримые границы множественной вселенной! А что же вы, сударь? Вы, наш бледный друг? Каким даром обладаете вы?
— На родине, в моем скромном тихом городке, меня считали философом, отозвался Эльрик учтиво.
— Неплохо, сударь. Полагаю, вы не оказались бы в столь изысканном обществе, если бы не были интересным человеком. Должно быть, ваша философия весьма своеобразна?
— Боюсь, она вполне обычна.
— Ничего, сударь. Ничего. Зато у вас есть лошадь. Входите, прошу вас. Добро пожаловать в Троллон. Полагаю, вам у нас понравится, вы найдете здесь не одну родственную душу. Признаться, мы в Троллоне все немного со странностями! — Он вскинул голову и дружелюбно заржал.
Откинув кожаный полог, он провел странников вперед, и они оказались в непроглядной тьме, которую не под силу было разогнать тусклым фонарям. В их свете они сперва не могли различить ничего, кроме туманных очертаний. Но вот постепенно из мрака проступили детали конструкции, и путешественникам показалось, что они попали в огромную конюшню, где стойла шли рядами, уходя в бесконечность. Здесь пахло лошадьми и людским потом, и, проходя по центральной галерее, Эльрик заглянул в один из рядов. Увиденное потрясло его. Мужчины, женщины и дети, обнаженные до пояса, обливаясь потом, изо всех сил налегали на балки, доходившие им до груди, приводя таким образом в движение все исполинское сооружение. Чуть дальше рядами брели, упираясь копытами, лошади, также вносившие свою лепту в общее дело с помощью грубых канатов, привязанных к потолочным балкам.