— Оставьте коней вон тому пареньку. — Амарин Гудул ткнул пальцем в тощего оборванного подростка. Подбежав к ним, тот немедленно протянул руку и, получив монетку за труды, радостно улыбнулся путникам. — Вы получите за них расписку и все прочее. Достаточно денег, чтобы ближайшие пару сезонов жить спокойно. А если повезет и хорошо устроитесь — то и навсегда. Берите пример с меня! Хотя, конечно, — он понизил голос, ступая на ведущую вверх деревянную лестницу, — у вас будут и другие обязанности.
Бесконечно завивавшаяся вокруг самой себя винтовая лестница вывела их на поверхность, и друзья оказались в ничем не примечательном переулке. Редкие прохожие и зеваки в окнах косились на них без особого интереса, не прекращая болтать между собой. Тем разительнее был контраст между этой потрясающе обыденной сценой и тем, что видели они внизу.
— Скажите, сударь, эти люди, там внизу, они что — рабы? — спросил Гудула Уэлдрейк.
— Рабы? Да ни в коем случае! Это вольные цыгане, как вы и я. Так же вольны бродить по великому Пути, что опоясывает мир, и вдыхать воздух свободы. Просто сейчас их очередь толкать платформу… как рано или поздно приходит черед каждого из нас. Они исполняют свой гражданский долг, сударь.
— А если они не пожелают его исполнять? — негромко поинтересовался Эльрик.
— Ага, сударь, теперь я и впрямь вижу, что вы философ. Но, боюсь, подобные сложности вне моего разумения. Хотя в Троллоне найдется немало любителей обсудить с вами столь возвышенные идеи. — Он одобрительно потрепал мелнибонэйца по плечу. — Право, я больше чем уверен, многие мои друзья будут счастливы свести с вами знакомство.
— Цветущий городок этот ваш Троллон, — заметила Роза, глядя сквозь просвет между домами на соседние неторопливые платформы.
— Да, сударыня, мы стараемся держаться на достойном уровне. А сейчас прошу меня извинить — я должен заняться вашими лошадьми.
— Думаю, едва ли мы станем вам их продавать, — заметил Эльрик. — Мы здесь ненадолго и скоро вновь отправимся в путь.
— Разумеется, сударь, как же иначе. Страсть к путешествиям у нас в крови. На то мы и цыгане! Но тем временем ваши лошадки должны работать. Иначе, он коротко хохотнул, — мы далеко не уедем, правда?
Альбинос вознамерился было ответить, но Роза взглядом велела ему замолчать. Однако тревога об отце не давала ему покоя, и Эльрик чувствовал, что терпению его подходит конец.
— Мы весьма признательны за ваше гостеприимство, — дипломатично заметила Роза. — Скажите, а кроме нас за последние дни в Троллоне больше никого не принимали?
— Вы ищете друзей, сударыня?
— Да, трех сестер, — отозвался Уэлдрейк.
— Сестер? — Гудул покачал головой. — Увы, нет. Но я поинтересуюсь в соседних селениях. А пока, если вы голодны, я с удовольствием одолжу вам пару монет. У нас в Троллоне есть прекрасные харчевни.
Городок был небедным, это бросалось в глаза. Свежая краска, блестящие стекла, чистые, аккуратные улочки — такое нечасто увидишь.
— Всю грязь и черновую работу, похоже, они оставили внизу, — прошептал Уэлдрейк. — Буду рад как можно скорее оставить это место, друг Эльрик.
— Это может оказаться не так-то просто. — Роза огляделась, чтобы убедиться, что их не подслушивают. — Они что, хотят сделать из нас рабов, как из тех бедняг?
— Не думаю, чтобы таковы были их намерения в ближайшее время, ответствовал Эльрик. — Однако очевидно, что в нас их привлек не только ум, но и физическая сила… и лошади, разумеется. Однако лично я не собираюсь задерживаться здесь ни секундой дольше, чем потребуется, как только выясню все, что хотел. У меня время на исходе. — К мелнибонэйцу возвращалась его былая гордыня. И нетерпение.
Он пытался приглушить их, ибо знал, что они являются симптомами болезни, каковая и привела к его нынешнему бедственному положению. Он ненавидел свою кровь, свое колдовство и рунный меч, от которого так зависел. Так что когда Амарин Гудул привел их на площадь (самую настоящую городскую площадь, с лавками, магазинами и общественными заведениями), куда уже вышли их встречать местные жители, Эльрик внутри весь кипел, хотя и прекрасно сознавал, что сейчас пришло время лжи, лицемерия и притворства, а отнюдь не грубой силы. Он даже заставил себя улыбнуться, но его улыбка ни в ком не вызвала ответного веселья.
— Пвиветствую, пвиветствую вас! — Навстречу им выскочило странное создание в зеленом, с торчащей вперед реденькой бородкой и в огромной шляпе, в которой сам владелец мог бы спрятаться без труда. — От имени всех тволлонцев, добво пожаловать, двузья! Пвоще гововя, считайте, что все мы здесь бватья и сествы! Меня зовут Фиплигвип Нант, я заведую театвом… — После чего человечек принялся представлять их разношерстной толпе людей с самыми диковинными именами, странной манерой речи и в необычнейших одеяниях, чей вид, казалось, наполнил Уэлдрейка ужасом узнавания.