— Меня тоже в школе заставляли заучивать наизусть всевозможные благоглупости, дабы объяснить безумства моей державы. — Уэлдрейк со вздохом отвернулся. — Мне не о чем спорить с такими, как вы, сударь, нищими духом, кому нужны подобные заклинания, чтобы защититься от неведомого. Чем больше я странствую по вселенной, тем сильнее мне кажется, что именно вера в подобные нелепости объединяет смертных повсюду.
Миллионы и миллионы племен и народов — и у каждого своя единственная истина, за которую они готовы положить жизнь.
— Браво, сударь! — воскликнул Фаллогард Пфатт, взмахивая пером (и щедро поливая зелеными чернилами книги, бумаги и собственную матушку). — Но спешу вас предупредить, здесь не то место, где вы найдете понимание. Хотя мы разделяем ваши чувства. Вся наша семья думает так же — но здесь, как и во множестве миров, эти мысли под запретом! Так что забудьте об откровенности, если не желаете последовать за моим дядюшкой и сестрицей вниз, на Долгий Путь к Забвению.
— Еретик! У вас нет права занимать такую чудесную Собственность! — Гнев искажает сумрачные черты Вайладеза Ренча, размалеванное лицо его вспыхивает — точно у них на глазах расцвел и обрел голос некий экзотический райский плод. — Скоро вас явятся выселять — и это придется не по вкусу Фаллогарду Пфатту и всей семейке Пфатт!
— Скорее, тому, что от нее осталось, — бормочет враз помрачневший глава семьи. Кажется, он ожидал поражения. — Передо мной дюжина разных будущих. Какое выбрать? — Он закрывает глаза и вдруг принимается скрести лицо ногтями, словно тоже отведал драконьего яда, и голосить, точно невинная душа, что внезапно узрела Справедливость в облике Химеры, а все проявления ее осознала как бессмысленную, не имеющую ответа загадку. — Дюжина грядущих, но никакой надежды для простых людей! Да где же он, этот рай, этот Танелорн?
Но Эльрик, единственный из всех, кто мог бы дать Пфатту вполне конкретный, а не метафизический ответ, хранит молчание, ибо дал в Танелорне обет, подобно всем, кто обрел покой и защиту в его стенах. Лишь тем, кто истинно стремится к миру, суждено отыскать Танелорн, поскольку Танелорн — в душе каждого из смертных. И возникает он там, где собираются люди, объединенные общим стремлением творить благо…
— Мне говорили, — прошептал он, — что каждый человек способен обрести Танелорн в самом себе.
Фаллогард Пфатт отложил перо и чернильницу и, не поднимая глаз, подхватил заранее собранную котомку, подтолкнул матушкино кресло к выходу и принялся созывать остальное семейство. И вскоре они уже плелись прочь со своими скудными пожитками.
Вайладез Ренч проводил их торжествующим взглядом и довольно хмыкнул, оглядываясь по сторонам.
— Дом нужно будет только чуть подкрасить — и он засверкает как новенький! — заверил он. — Все это барахло, конечно же, отсюда вывезут и сдадут на хранение. Согласитесь, мы удачно избавились от этих Пфаттов! На меня лично они всегда нагоняли тоску…
К этому моменту Эльрик уже едва владел собой, и если бы не предупреждающий взгляд Розы и не угрюмое молчание Уэлдрейка, он не преминул бы высказать все, что у него на душе. Однако Роза осмотрела дом, согласилась на условия аренды, приняла ключи из изящных пальцев этого султана софистики, поспешно выпроводила его — а затем, не теряя времени, устремилась в погоню за изгнанниками. Они заметили Пфаттов у ближайшей лестницы, что вела с платформы вниз.
Эльрик видел, как она нагнала Фаллогарда, ласково потрепала по плечу девочку-подростка, что-то прошептала на ухо старой матушке, дружески подергала за чуб мальчугана… и повела их, совершенно озадаченных и ошеломленных, назад, к дому.
— Они будут жить с нами — то есть на наши деньги. Едва ли это может идти вразрез с законами Страны Цыган.
Эльрик взирал на разношерстную компанию с некоторым недоумением. У него не было ни малейшего желания обременять себя семьей, тем более столь никчемной. Девочка, темненькая, хорошенькая особой, капризной красотой, взирала на мир с выражением вечного недовольства и презрения; у мальчишки, как он заметил еще на лестнице, были живые черные глаза ласки, узенькое личико и жидкие, зализанные светлые волосы. Худые пальцы беспрерывно шевелились, а нос морщился, точно он уже чуял поживу. В ответ на слова Розы он улыбнулся, обнажив мелкие острые зубки.