— Золотая ты, Виталинка, — обрадовался Антон.
— Лучше бы Золотова, а не золотая, — с ухмылкой сказала она.
Прошино, Первомайская, одиннадцать, квартира восемь. Старенькая пятиэтажка, никаких тут тебе домофонов и консьержей. Но палисадники вдоль дома ухожены, да и двор не превращен в паркинг. Контингент здесь — старики да старушки. Живут себе тихо-мирно. Место удачное. Рядом рынок, с другой стороны — парк. А вдоль Рясовой аллеи — череда магазинов, где можно купить все.
Беспрепятственно Золотов вошел в первый подъезд, поднялся по лестнице с высокими ступенями на второй этаж. Квартира номер восемь ничем не отличалась от других. Та же обитая дерматином дверь. Такой же прикрученный алюминиевый номер.
Антон надавил на звонок, он не сработал. Принялся колотить по двери. Никто не открыл. Крикнул, что зарплату принес. Дверь распахнулась, но не восьмой квартиры, а шестой. Оттуда выглянул старичок в семейных трусах и майке, болтающейся на тощей груди. Из квартиры донесся глухой кашель и насыщенный запах корвалола.
— Сынок, мне Крюков тыщу рублев задолжал. Сам не вернет, зараза. Отдай ты, бабке плохо, надо лекарств купить, — проскрипел мужчина.
Антон достал две тысячи и протянул старику. Как только он вынул деньги, дверь восьмой квартиры распахнулась, и на пороге появилась девица в прозрачных трусах и короткой футболке. Ее волосы растрепаны, а лицо вздуто, словно покусанное пчелами.
Старик тысячу отсчитал, а остальное протянул назад.
— Чужого не надо.
— Забирай, дед. Бабку лечи, это из благотворительного фонда, — Золотов вошел в восьмую квартиру.
— Шутки шутишь… Спасибо, сынок.
Творческий бедлам поглотил и без того тесную однушку. Пустые бутылки из-под портвейна, коньяка и водки стояли повсюду. Антон зацепил ногой одну, и, словно змейка из костяшек домино, по квартире начала укладываться выстроенная тара. Удивительно, как сам хозяин пробирался в этом лабиринте.
На столе валялись папки с производственными делами, заляпанные жирными пятнами. На одной из папок стояла сковорода с остатками жареной картошки. На настольной лампе гирляндой висел кружевной бюстгальтер, одним концом окунутый в плесневелый чай. Тут же: пара использованных презервативов, грязная пепельница и порножурнал. Идеальная атмосфера для разгадывания преступлений.
— Где деньги? — деловито спросила девица, натягивая на себя короткую юбку.
— Ты мне скажи, где Крюков? — спросил Антон, морщась от перегара дамы.
— Кто здесь? — раздался осипший голос из-за серванта.
Антон заглянул за сервант. В углублении, словно в алькове, стояла двухместная кровать. Подступ к ней был перекрыт смятыми жестяными банками из-под пива. Крюков выглядел очень плохо. Глаза, едва просматривающиеся из-под распухших век, лицо красное с паутинкой проступивших сосудов. Дрожащими руками он открывал последнюю банку пива, лежащую на его кровати.
— Из запоя выхожу, — зачем-то пояснил он.
— Деньги давай, — визгливым голосом произнесла особа, открывшая дверь.
— Нет у меня денег, — просипел Крюков.
— Не хочешь по-хорошему, будет по-плохому, — взвизгнула девица. Она достала смартфон, включила камеру и принялась снимать Крюкова.
— Пшла вон! — заорал следователь. Он рывком сорвался с кровати, неудачно встал на примятую жестянку, поскользнувшись, обрушился вниз.
— Прекрати снимать! — Антон выхватил телефон из руки девки.
— А-а-а! Насилуют! — завизжала она, словно сирена.
— Замолчи! — Антон прижал ее к стене, прикрывая ее вонючий рот. — Я дам тебе деньги. Только ты стираешь видео и валишь отсюда. Тебе ясно?!
Девица перестала мычать и тут же согласно кивнула.
Пришлось Золотову выложить еще три тысячи, после чего бестия покинула сие заведение.
Усадить Крюкова за стол оказалась задачей не из легких. Килограмм на сто. Эта туша без помощи почти не передвигалась. Пока следователь пил рассол прямо с банки, Золотов убрал со стола все непотребности. Выставил холодец, помидорки, огурчики выложил.
— Ты посланник божий? — спросил Крюков.
— Вадим Дмитрич, холодца съешь. Виталинка славно готовит, — ответил Антон.
Крюкова сей ответ вполне удовлетворил, и он с жадностью набросился на холодец.
— Познакомь с Виталинкой. — пробурчал следователь.
Сознание Крюкова явно прояснилось. Глаза сфокусированно изучали посетителя. Вилка по ровной траектории носилась от судочка ко рту.
— Говори, что надо, — завершив трапезу, сказал он.
— Клару Кузьминичну Воронову помните?