Женщины первым делом замечали не внешность Валерия Русанова, а его манеру поведения. Он держался и вел себя как положено состоятельному, преуспевающему бизнесмену. Его жесты были властными, речь — уверенной, взгляд — прямым, позы — расслабленными. Положение избавляло его от необходимости суетиться, спешить, подлаживаться, заискивать и совершать множество подобных унизительных мелких дел, без которых не обойтись на нижних ступенях социальной лестницы.
Дочь была уже достаточно взрослой, чтобы не только чувствовать, но и понимать особое, привилегированное положение своего отца. Это наполняло ее той особой непроизвольной гордостью, которой девочка так и светилась, находясь на людях и среди сверстников. Она осознавала, что ее папа особенный, не чета множеству других пап, и вела себя соответственно. Не настолько вызывающе, чтобы в школе ее считали задавакой, но и без лишней скромности. Виктория в своем классе была отнюдь не серой мышкой.
— Папа, — сказала она, поглядывая на Валерию, намазывающую тосты маслом, — а почему мама сегодня такая веселая?
— А ты у нее спроси, — улыбнулся Валерий.
Несмотря на то, что есть он старался предельно аккуратно, в бороде его, как обычно, выделялись две или три крошки. Валерия посмотрела на них, почувствовала мгновенное легкое раздражение и, чтобы компенсировать его, тоже улыбнулась:
— Папа у нас хороший, — сказала она, — вот я и улыбаюсь.
— Папа хороший, — согласилась Виктория. — Самый лучший даже.
— Стараюсь, — произнес Валерий с короткой самодовольной улыбкой.
Он широко открыл рот и отправил туда треугольный тост, врученный ему Валерией. Тост поместился там целиком, но на бороде появилась новая крошка. Пока Валерий хрустел тостом, она протянула ему салфетку.
— Потом, — сказал он, отведя ее руку. — Я не просил.
На лице Валерии проступило новое выражение. Теперь она не казалась радостной и счастливой. Ее коричневые глаза сделались непроницаемыми. Она опустила голову и принялась есть. Ее плечи были очень прямыми. Взглянув на нее, Виктория тоже села прямо и вытянула шею, чтобы казалась длиннее и тоньше.
— У меня юбка закашлатилась, — сообщила она. — Школьная. Неприлично ходить в такой.
— Новую купим, — пообещал Валерий, не переставая жевать. — Напомни вечером. Поищем в интернете.
— Почему не в магазине? — надулась Виктория. — Мне еще много чего надо.
— Тогда терпи до выходных, — сказал он, пожимая плечами. — У меня работа.
— Я не хочу до выходных. Я хочу сегодня.
— Вика! — прикрикнула на дочь Валерия. — Что это еще за тон? Ну-ка, смени быстро. Не то не будет тебе ни юбки, ни всего остального.
— Почему же. — Валерий снова пожал плечами. — Юбку купим, нужно же в чем-то в школу ходить. А вот остальное… Остальное заслужить надо.
Дух противоречия проснулся в душе маленькой Виктории.
— Я не хочу заслуживать! — заявила она.
Он пожал плечами в третий раз:
— Не надо. Никто не заставляет. Твой выбор, Вика.
— Тогда мне ничего не надо! Ни юбки, ни вообще ничего.
Девочка засопела, раздув ноздри.
Отец равнодушно посмотрел на нее:
— Как хочешь.
Виктория швырнула вилку, вскочила и выбежала из кухни.
Валерий повернулся к Валерии:
— Верни ее.
— Почему не сам? — нахмурилась она.
— Так будет психологически верно, — пояснил он. — Это покажет Вике, что мы заодно, что у нас команда, а против команды не попрешь.
— Почему же тогда ты меня вчера не поддержал? Когда я настаивала, чтобы Вика вовремя отправилась спать?
— Еще до того я пообещал ей, что она сможет лечь на полчаса позже.
— Выходит, твое слово важнее моего? — прищурилась Валерия.
Борода Валерия задвигалась вместе с крошками, когда он ответил:
— Конечно. Глава семейства — отец. — Последнее слово всегда за ним. И первое.
— Почему это?
— Что почему?
— Почему ты считаешь себя главнее?
Валерий усмехнулся:
— Кто в нашей семье добытчик? Не я?
— Я тоже зарабатываю! — запальчиво воскликнула Валерия.
— Ой, я тебя умоляю. Сколько ты там зарабатываешь в больнице своей. — Он наконец воспользовался салфеткой, вытерев сначала руки, а потом уже рот. — Зови Вику. Пусть вернется на место и доест все, что бросила.