— Шестая, — зовет меня Марина неожиданно дрожащим и не таким отстраненным и холодным, как прежде, голосом. — Взгляни на это.
Телек над баром продолжает вещать, полоса помех все так же искажает картинку, но трансляцию новостей вполне можно разобрать. В них перед полицейской лентой под порывами ветра стоит репортер, а на заднем плане виднеется небоскреб Джона Хэнкока.
— Какого черта? — шепчу я. Крыша бара вздрагивает от неожиданного раската грома. Моя вина — позволила ярости вырваться наружу.
Далее репортаж переходит от репортера к кадрам горящих верхних этажей центра Джона Хэнкока.
— Не может быть… — говорит Марина, глядя на меня круглыми глазами в поисках подтверждения того, что это всего лишь глупая шутка. Я собиралась быть непоколебимой и разумной, но не могу подобрать ни одного успокаивающего слова.
Бармен цокает языком, тоже глядя репортаж:
— С ума сойти, да? Чокнутые террористы.
Я резко наваливаюсь на стойку и хватаю его за фартук, так что он даже помыслить не успевает о спрятанном дробовике.
— Когда это случилось? — рявкаю я.
— Черт бы тебя побрал, девчонка, — отвечает он, уловив в моих глазах нечто, что заставляет его оставить попытки к сопротивлению. — Откуда мне знать?! Пару дней назад, вроде. Да все новости об этом жужжат. Где вас носило?
— Вытаскивали свои задницы из трясины, — бормочу я и отталкиваю его, стараясь взять себя в руки и унять панику. Девятый не произнес ни звука с начала новостей. Бросаю на него взгляд. Его лицо абсолютно непроницаемо. Он, окаменев, с приоткрытым ртом смотрит на экран, где в пламени сгорает дотла наша штаб-квартира и, по совместительству, его бывший дом. Девятого как будто оглушило, кажется, его мозг просто не способен переварить этот последний удар.
— Девятый… — начинаю я, и мой голос выводит его из транса. Не говоря ни слова и не глядя на нас с Мариной, он разворачивается и идет к дверям. Один из игроков в бильярд не успевает среагировать и отойти с дороги, и Девятый сбивает его с ног, задев плечом.
Надеясь, что в мое отсутствие Марина не заморозит никого насмерть, бросаюсь за Девятым. Выскочив на крыльцо «Зверолова», обнаруживаю, что Девятый уже на парковке и продолжает целеустремленно двигаться к гравийной дороге.
— Ну, и куда ты собрался? — кричу ему вслед и, перепрыгнув через перила, кидаюсь вдогонку.
— В Чикаго, — прямо заявляет он.
— Пешком, что ли? — уточняю я. — Это и есть твой гениальный план?
— Верно подмечено, — отвечает он, не замедляясь. — Угоню тачку. Вы со мной, или как?
— Не глупи, — огрызаюсь я, и когда это не действует, прибегаю к телекинезу — хватаю его и разворачиваю к себе лицом, пятки Девятого взрывают гравий, пока он пытается сопротивляться.
— Отпусти меня, Шестая, — рычит он. — Пусти сейчас же.
— Остановись на секунду и подумай, — настаиваю я, понимая, что пытаюсь убедить не столько Девятого, cколько себя. Ногти впиваются в ладони, и я сама не уверена — то ли это от усилия, чтобы удержать Девятого телекинезом, то ли от усилия самой удержаться в руках. Когда мы с Сэмом были на крыше центра Джона Хэнкока, я сказала ему, что идет война и жертв не избежать. Тогда я думала, что готова к этому, но потеря Восьмого… а теперь, возможно, и те, кто остался в Чикаго… Нет! Это выше моих сил. Не хочу верить, что это был наш последний с Сэмом разговор. Не верю.
— Они наверняка уже покинули Чикаго, — продолжаю я. — Сбежали. Мы сами бы так поступили. Ясно же, что Джон жив — второго шрама не было. У него есть планшет и Ларцы. Так что у них больше шансов найти нас, чем у нас их.
— Ага, только, когда я в последний раз видел Джона, он был в отключке. Так что никого он не найдет.
— Взрывы домов имеют свойство будить людей, — возражаю я. — Он проснулся. Иначе мы бы знали.
Спустя пару секунд Девятый неохотно кивает:
— Ладно, уговорила, пусти меня.
Ослабляю хватку и отпускаю его. Девятый сразу же отворачивается и устремляет взор на темную дорогу, его широкие плечи поникают.
— По-моему, мы конкретно влипли, Шестая, — говорит Девятый хрипло. — У меня такое чувство, будто мы уже проиграли, а нам об этом никто не сказал.
Поравнявшись с ним, кладу руку ему на плечо. За нашими спинами мерцают неоновые огни «Зверолова». Я не вижу лицо Девятого, но вполне уверена, что на его глазах выступили слезы.