Что-то под нами начинает двигаться.
С потолка сыпется всякая грязь, частички пыли сверкают во вдруг ярко засветившемся лоралите. Я знаю, что бояться нечего — это лориенское место, для нас оно безопасно — но все равно невольно прижимаюсь к ближайшей стене — из-за того, что все вокруг трясется, Святилище вдруг начитает вызвать клаустрофобию. Адам с круглыми глазами шатается рядом со мной.
С протяжным стоном и каменным скрежетом часть пола, в центре комнаты, начинает подниматься вверх в форме круга. Напоминает алтарь или пьедестал, вырастающий из пола. Комната перестает сотрясаться только когда эта штука доходит примерно до талии. Это интерьерное дополнение сделано из чистого Лоралита. Известняковая плита, бывшая ранее полом, лежит поверх этого лоралитового цилиндра, напоминаю крышку, удерживающую что-то внизу. Мы втроем осторожно подходим ближе.
— Похоже, эта штуковина больше не вылезет, — говорю я, касаясь известняковой плиты, но пока ее не сдвигая.
— Прям как-будто колодец, — говорит Адам задумчиво. — Как думаете, что там внизу?
— Ни малейшего представления, — отвечаю я.
— Смотрите, — говорит Марина. — Рисунки.
Вижу. Похожи на те, что Восьмой показывал нам в пещере в Индии, за исключением того, что эти высечены прямо по краям лоралитового колодца. Я обхожу вокруг колодца, чтобы рассмотреть их все.
Девять силуэтов нависает над планетой, похожей на Землю, на которой стоят они же, только меньшего размера.
Человеческая фигура — не могу точно определить, мужчина или женщина — стоит перед дырой в земле и бросает в нее содержимое какой-то коробки.
Снова девять силуэтов, на этот раз расположенных на фоне замка, защищающих его от чего-то похожего на лавину или, может быть, трехглавого дракона.
— Опять пророчества? — спрашиваю я.
— Возможно, — говорит Марина. Она задержалась перед высеченной фигурой человека с коробкой. — А может, инструкции.
Я становлюсь рядом с ней.
— Думаешь, это то самое место? Где мы, хм, вверим наши Наследия Земле?
Марина кивает. Она бережно кладет тело Восьмого на землю, потом телекинезом спихивает известняковую плиту, закрывающую колодец. Та падает на пол с глухим стуком, и старый камень тут же разваливается на части.
Из колодца вырывается колонна чистого голубого света, настолько яркого, что я прикрываю глаза рукой. Он как прожектор, и тепло от его свечения прогревает до самого нутра.
— Это же… — Адам умолкает, не в силах закончить свою мысль. В его черных могадорских глазах глубокий восторг.
Марина садится на колени перед своим Ларцом и открывает его. Она зачерпывает оттуда пригоршню драгоценных камней и бросает их в колодец Святилища. Они блестят и сверкают, проскальзывая сквозь пальцы и падая в свет. Тут же вся комната становится как будто немного светлее. Прожилки Лоралита в стенах пульсируют сильнее.
— Шестая, помогай, — говорит Марина взволнованно.
Я достаю из Ларца мешочек с грунтом и высыпаю его содержимое в колодец. Пыльное помещение заполняет аромат благоухающей зелени, и свет разгорается еще сильнее. Следом за грунтом Марина отправляет в колодец пучок засушенных веток с листьями. В тот момент, когда они погружаются в свет, но перед тем, как выскользнуть из ее руки, я могу поклясться, что ветки вновь становятся живыми и зелеными. Как только они пропадают из виду, по комнате проносится легкий охлаждающий нас ветерок.
— Работает, — говорю я, хотя и не совсем уверена, чем именно мы занимаемся. Я только точно знаю, что это правильно.
Когда мы полностью опустошаем Ларец, я беру банку с прахом Генри, аккуратно снимаю крышку и высыпаю его в свет. Пылинки мерцают, погружаясь в колодец. Жаль, Джон этого не видит.
Я поворачиваюсь к Марине и деликатно киваю в ту сторону, где покоится тело Восьмого.
— Может стоит…?
Марина трясет головой, глядя на Восьмого.
— Я еще пока не готова, Шестая.
Улучив момент, обвожу взглядом комнату, проверяя, произошли ли еще какие-то изменения. Свет из колодца по яркости теперь подобен солнечному, но глаза уже не слепит. Прожилки лоралита в стенах энергично пульсируют. Наш Ларец пуст, и прах Генри развеян.
— Больше ничего не осталось, — говорю я Марине. — Пора.
— Кулоны, Шестая, — говорит Марина. — Мы должны отдать колодцу кулоны.
— Постой-ка, — говорит Адам, впервые выступая вперед. Слова Марины вырвали его из благоговейного оцепенения, с которым он наблюдал за всем происходящим. — Если ты бросишь туда кулоны, у нас не останется пути назад.