— Ну, что там? — спросил англичанин, выглянув из паланкина. — Так и будем торчать под дождем?
— Господин, — извиняющимся тоном произнес юноша, — они отказываются повиноваться.
— Почему, черт возьми?
— Страх, внушаемый развалинами пагоды, непреодолим.
— Но разве не я нанял их, разве они не находятся у меня на службе, по крайней мере до приезда в Бенарес?
— Все это так, господин, — они выполнят все ваши условия, готовы даже рисковать собой, они согласны идти дальше, даже если им придется погибнуть в горах, но ничто в мире не заставит их войти в такую ночь в развалины пагоды и топтать землю, принадлежащую Шиве, грозному всемогущему богу.
Путешественник понял, что любая его попытка заставить этих людей действовать вопреки их религиозным предрассудкам будет безуспешной и лишь затянет время.
— Ладно, — согласился он, выходя из паланкина, — я пойду один со Стопом.
— Я последую за вами, — прошептал молодой человек.
— Ты, Казиль? — удивился англичанин.
— Да, господин, если вы не против…
— Но разве ты не боишься, как другие твои соплеменники?
— Мое тело дрожит от страха, сердце бьется быстрее… я знаю, что нас поджидает опасность, но я не могу бросить своего господина…
— Ты смелый юноша. Пусть бахисы, трясущиеся от страха, принесут паланкин к развалинам.
— Они исполнят это, господин, обещаю вам.
Казиль сказал несколько слов индусам, и они тотчас же, подхватив паланкин на плечи, быстро пустились вперед, к указанному месту. Но по мере приближения к развалинам храма их шаги, сначала уверенные, становились робкими, нерешительными, и, наконец, они остановились на расстоянии нескольких шагов от пагоды.
— Господин, — сказал Казиль, взяв факел из рук масалчия, — они не сделают дальше ни единого шага. Пойдемте!
Глава 2. Круглая комната
За сто лет до описываемых нами событий, в эпоху своего величия, пагода Шивы, знаменитая далеко за пределами Индии, занимала большое пространство на самой вершине горы Беома, своими башнями и вычурными куполами возвышаясь над миром и упираясь в самое поднебесье. Во всяком случае, так казалось всем находящимся у подножия горы и взирающим на ее вершину с благочестивым трепетом.
В тот момент, когда путники, застигнутые грозой в горах, приблизились к развалинам величественного храма, дождь все еще хлестал по их разгоряченным лицам. Потоки воды через полуразрушенный купол проникали вовнутрь сооружения. Тысячи причудливых растений индийской флоры обвивали поваленные колонны, устилая их подножия самой живописной зеленью.
Один портик, довольно хорошо сохранившийся и образовавший низкий темный свод, представлял удобный вход в развалины с той стороны, с которой приближались Казиль и два англичанина. С большим трудом они пробирались сквозь колючие, густо сплетенные между собой растения, мешавшие им идти, и, наконец, очутились внутри пагоды.
Дождь продолжал лить, как из ведра. Сильный ветер стремился погасить пламя смоляного факела. Свет, исходивший от него, придавал странный вид массивным колоннам, еще стоявшим на своих местах и украшенных великолепными барельефами, изображавшими гигантских слонов. Изредка огненные молнии рассеивали окружающий мрак, и их беловатый свет как будто вливал жизнь громадным статуям, чудовищным фигурам, разбросанным там и сям по каменным плитам, в саване печальной зелени.
Молодой индус ожидал с минуты на минуту появления среди развалин страшной фигуры бога Шивы и уничтожения им безумцев, не уважающих его святилище. Стоп тоже с трудом сохранял спокойствие, с излишним старанием изображая смелость и неустрашимость. Однако его пухлые, всегда красные щеки были на этот раз бледны, а беспрестанное моргание свидетельствовало о страхе и нерешительности. Он то и дело оглядывался по сторонам, в любой момент ожидая нападения невидимого врага. И только англичанин, путешествовавший в паланкине и которого Стоп называл «Ваша светлость», сохранял спокойствие и полное хладнокровие. С моноклем в глазу он осматривал пагоду, не выказывая ни малейшего любопытства.
Опишем бегло этого человека, который должен стать героем нашего повествования.
Англичанин был в том возрасте, когда еще хочется познавать мир: двадцати восьми или тридцати лет, роста выше среднего, стройный, белокурые, вьющиеся от природы волосы падали кольцами на его высокий лоб. Небольшие бакенбарды такого же цвета обрамляли белое, без каких бы то ни было изъянов лицо, слабый румянец покрывал его щеки, а красивые голубые глаза дополняли выразительный, не лишенный высокого благородства образ. Описанная нами красота могла показаться слишком женственной, если бы на лице не отражалось выражение решимости и энергии. На молодом человеке было парусиновое пальто, которое, намокнув от дождя, вырисовывало гибкий и в то же время сильный стан.
В тот момент, когда наши герои проникли вовнутрь пагоды, внезапно раздался резкий крик совы. Казиль вздрогнул и остановился. Через минуту крик совы повторился, но слышался уже с другой стороны. Юноша сделал несколько осторожных шагов по каменистому полу, затем снова замер. Закрыв глаза, он пробормотал сквозь зубы:
— Наши братья бодрствуют…
— Ага! — воскликнул англичанин, засмеявшись, — Ночные птицы, по–видимому, не очень–то уважают одиночество священного места!
— Господин, — ответил Казиль, — сова освящена Шивой.
— У него, кажется, дурной вкус, — дрожащим голосом пробормотал Стоп, — сова — проклятое творение природы. Она приносит несчастье. Я ненавижу этих ужасных птиц. Когда они собираются ночью на старых крышах Аусбюри, я беру ружье и начинаю охотиться на них и убиваю без всякого сострадания. Их отвратительный крик в этом каменном мешке не предвещает ничего хорошего. Уйдем отсюда пока не поздно, ваша светлость, уйдем, как можно скорей.
— Ты очень похож на мокрую курицу, мой бедный Стоп!
— улыбнулся англичанин.
— Не знаю, курица ли я, — жалобно пролепетал лакей, — но я знаю, как неприятно быть мокрым с ног до головы, словно искупался в холодной Темзе. Между прочим, это весьма вредно для здоровья, так можно в цвете лет заработать ревматизм. Дай Бог, чтобы я отделался только ревматизмом!
— Ты все время дрожишь, трус!
— Трус? О, нет, я не трус. Никогда! Никогда…
— Кто же ты?
— Олицетворенное благоразумие. Я отдал бы все свое годовое жалование за то, чтобы вы походили на меня.
— Довольно болтать, господин Стоп! Поищем лучше пристанище среди этих развалин. Гроза, как мне кажется, усиливается, черт возьми!
— Ваша светлость! Ваша светлость! — вскричал Стоп, шатаясь. — Ради Бога, ради неба не призывайте черта в это проклятое место. Мы и так зашли слишком далеко, и всякое может случиться… да вот… ах, Боже мой…
Произнеся последние слова сдавленным голосом, Стоп громко вскрикнул, показывая рукой влево. Он начал пятиться, словно перед ним возник призрак с того света.
Молодой англичанин повернул голову в направлении, указанном Стопом, и рассмеялся, увидев то, что так напугало лакея. Этот предмет действительно представлял некоторое сходство с обликом сатаны, часто изображаемым в средние века художниками и скульпторами. Это была безобидная статуя одного из индусских богов с бычьей головой на плохо высеченном туловище.
— Ну, что, ваша светлость, — пробормотал Стоп, — ну что?
— Страх повредил твой рассудок, — заметил путешественник. — Покинуть развалины и ничего не увидеть! Если ты сходишь с ума — уходи, мы же с Казилем останемся здесь.
Стоп недовольно пробормотал:
— Ваша светлость хорошо знает, что ни за что в мире я не брошу своего господина, тем более в минуту опасности! Если черту суждено унести вашу светлость, пусть прихватит и меня…