— Да, замысловатая выдумка! — заметила мисс Эллен.
— Я предупредил вас об этом заранее, — засмеялся лейтенант Мидлей. — По часы, проведенные в ожидании, показались нам веками, так как наше положение было не из легких. Тишина ночи не нарушалась никакими звуками, и рассвет приближался. Холодная вода сковывала любое движение, и мы начинали уже опасаться, не разгадана ли наша изобретательная выдумка врагами. Но вдруг тихий свист заставил нас вздрогнуть: группа индусов, будто появившихся из–под земли, накинулась на часовых.
Кокетство, свойственное почти всем офицерам, заставило Мидлея на минуту смолкнуть, чтобы насладиться эффектом, произведенным рассказом. Он остался вполне доволен. Юные слушательницы затаили дыхание, а Нэнси выразила общее нетерпение, воскликнув:
— Продолжайте же, лейтенант, продолжайте! Зачем вы испытываете наше терпение. Это дурно, очень дурно!
— Пули градом посыпались на презренных убийц! — продолжал с улыбкой Мидлей. — Шестеро из них остались на месте, седьмому раздробило ногу, и, несмотря на сопротивление, он был схвачен. Ползая по земле и истекая кровью, он не расставался с ножом и серьезно ранил еще двоих наших бойцов. И все же мы обезоружили его и вскоре доставили в Бенарес. Как ни старались выпытать у него каких бы то ни было сведений, все было напрасно: дикий, зверский фанатизм доводит этих людей до истинно геройского самоотвержения. Ни страх лишиться жизни, ни надежда на спасение не помогли нам, дикарь не сказал ни слова. Сэр Джон Малькольм, этот самый искусный следователь во всей Индии, не мог заставить пленника произнести хотя бы одно слово! Индус оставался нем как рыба. Он отказывался от пищи, срывал перевязки со своей изувеченной ноги и через три дня унес в могилу свою страшную тайну. Это было два месяца тому назад.
Глава 2. Разговоры
Минута молчания, вызванная услышанным, наступила за последними словами лейтенанта Мидлея. Нэнси первая прервала его, заметив недовольно:
— Вы заставили нас содрогаться от ужаса, лейтенант! Слушая ваш рассказ, невольно сравниваешь его с теми историями, которые, кажется, и пишутся в романах только для того, чтобы лишить сна и покоя людей с расстроенными нервами.
Эллен громко рассмеялась. Нам уже известно, что она не могла удержаться от смеха даже тогда, когда обстановка не давала для этого повода.
— А может быть, и это роман? — спросила она лейтенанта. — Мне известны люди, которые знают о том, что господин Мидлей любит печатать свои статьи в журналах и что два из них только ему и обязаны своим успехом.
— Утверждение это, — тут же возразил лейтенант, — приписывает мне такие дарования, которыми, к моему сожалению, я не обладаю. Каждое слово только что переданного вам рассказа было исполнено самой святой истины.
— И я ручаюсь за это, — решительно заявил прапорщик Скелли, — впрочем, можете спросить об этом доктора Дьедоннэ, — прибавил он, указывая на человека, приближавшегося к их группе, — быть может, в качестве француза он внушает вам большее доверие.
— В чем дело? — сразу же заинтересовался доктор, любезно раскланиваясь с дамами и поправляя на носу большие черепаховые очки.
— Разговор шел о нападении индусов в мелколесье близ Бенареса, доктор. И вы участвовали в нашей экспедиции, выявив примерную храбрость. Помните, как связали накрепко ствол дерева, приняв его за индуса.
Веселый смех раздался в ответ на эту шутку. Его поддержал и доктор, послуживший поводом к смеху.
— Да, это справедливо, совершенно справедливо! — поддержал он, — но это не моя вина, вам известно, что я близорук.
И он повторил во всех подробностях рассказ лейтенанта Мидлея.
— Теперь же, — подхватил третий офицер по имени Стюарт, — мы бесплодно стараемся придумать новую ловушку, в которую удалось бы заманить этих разбойников.
— В одно прекрасное время нам придется принять вид скал, носорогов или обезьян, чтоб застать врасплох этих злодеев, сострил доктор.
Мисс Эллен громко захохотала.
— Действительно, доктор, — вскричала она, — костюм обезьяны как нельзя более подходит к вашей фигуре. Если бы еще и лорнет в придачу…
— Вы очень добры, мисс!
К группе разговаривающих подошли лакеи с подносами. Молодежь дружно накинулась на закуску.
— Я очень люблю сэндвичи, — объяснила мисс Нэнси. И доказала это, вооружившись несколькими вкусными изделиями кулинарного искусства.
— Что же касается меня, — проговорила мисс Ловель, — то я более всего на свете люблю шампанское. — Она взяла бокал холодного вина, наполненный до краев. — Впрочем, на это у меня есть уважительные причины: во–первых, оно как нельзя более вкусно и приятно и, во–вторых, друзья мои уверяют, что оно придаст мне бездну остроумия и веселости. Не буду спорить, быть может, они и ошибаются…
Мисс Ловель бойко осушила бокал и прибавила со скромным видом, опустив глаза:
— Вот так… для начала!
Мисс Эллен между тем дегустировала другой напиток:
— Превосходный ром! Готова поручиться, что это настоящий ямайский и ему никак не менее двенадцати лет!
— Я нахожу, что и шампанское недурно, — заговорила, щелкнув языком, мисс Ловель, — может быть, оно еще более превосходно, но могу ли я судить об этом безошибочно, выпив так мало?
Подозвав лакея, она взяла с подноса второй бокал, который не замедлила осушить подобно первому.
— Вы должны, мисс Ловель, — обратился к ней Стюарт, — отведать парочку сэндвичей, и тогда, без сомнения, шампанское еще более выиграет во вкусе.
— Вы правы, — согласилась мисс Ловель, — я немедленно последую вашему совету.
Потом, обращаясь к лакею, прибавила:
— Еще сэндвичей!
— А мне, — попросила мисс Эллен, — еще рому, он превосходен!
В течение последних минут доктор Дьедоннэ то и дело менялся в лице, на его подвижной физиономии поочередно появлялось то выражение изумления, то страха и беспокойства, то неудовольствия. Наконец, не будучи в силах сдерживать далее своего волнения, он воскликнул, подняв руки к небу и потрясая ими в воздухе, подобно трагику провинциального театра:
— Что делаете вы, несчастные девушки?
— Ничего особенного, доктор, — улыбнулись англичанки, — едим и пьем!
— Да, я вижу это, но вы не захотели подумать об одном…
— О чем, доктор?
— О том, что этим вы неминуемо подвергаете себя расстройству желудка.
— Напрасно тревожитесь, доктор, — старательно пережевывая сэндвичи, вымолвила Нэнси, — это очень легкая пища.
— Действительно, очень легкая, — поддержала подругу мисс Ловель.
— Сэндвичи — легкая пища? — воскликнул озадаченный доктор, — помилуйте, это просто убийство…
— Шампанского! — обратилась мисс Ловель к проходившему мимо лакею.
— Как видите, мы запиваем его, — с улыбкой на губах прибавила мисс Эллен.
— Отлично вижу, что вы запиваете! Как не видеть! Но подобная неумеренность в пище равняется преступлению, — отозвался доктор.
Подруги ответили доктору дружным смехом. Гораздо приятнее пережитых страхов казались им вкусные сэндвичи.
Сомнение эскулапа попытался развеять лейтенант Мидлей:
— Напрасно опасаетесь, любезный мой доктор, за этих хорошеньких англичанок. Когда вы пообживетесь в нашей среде и привыкнете к нашему образу жизни, вы увидите, что сэндвичи для нас — простая приправа и что наши девушки пьют ром, шампанское, мадеру в той же мере, что и у вас во Франции прохладительные напитки — оршад и лимонад.
— А знаете ли вы, — вскричал мастер пилюль и горчичников, — что это крайне опасно и может привести к воспалению желудка?
— Мы не боимся этого, доктор, — вмешалась в разговор Эллен, — вы нас вылечите!
— Ну нет, — решительно возразил Дьедоннэ, — никогда в жизни не стану вас лечить. Вдруг вы умрете, а каково будет моей репутации? Нет, не попадусь я в подобную ловушку. Предупреждаю тех, кто заболеет, что лечить их не буду. Пусть на меня не рассчитывают!