Егор поднялся со стула и пошел на кухню. Дядя Гарик, чувствуя свою вину за абсолютно бесплодное существование, скорбно поплелся за ним.
— Кстати, я все подготовил для того, чтобы завалить Боброва! Осталось только выстрелить! — заявил Егор.
— И когда займемся? — мрачно спросил дядя Гарик.
— Можно было бы завтра, но этот подонок уезжает на неделю в Париж, в газете я прочитал, — ответил Егор. — Неделю подождём, а потом…
Тут Егор приложил к плечам руки и громко воскликнул:
— Бабах!!!
— Ой, е-моё! — вскричал ДГ и ухватился за рюмку, чтобы залить стресс.
Глава 10
Настя Боброва всю последующую неделю после встречи с американцем была в каком-то радостном возбуждении. Брэд даже ей снился. Его загадочный взгляд сквозь полупрозрачные стекла темных очков, эти черные длинные волосы и эротичный голос с мягким акцентом. Он казался ей каким-то человеком не отсюда. Впрочем, так и было. Нельзя сказать, что Анастасия никогда раньше не видела американцев. Как раз этих парней она насмотрелась целые толпы, когда в прошлом году с отцом и матерью ездила в тур по Соединенным Штатам, да и в их областном городе янки появлялись нередко. Но все они были уж очень слащавые: это их вечное «How do you do?»; морды, как будто свиным холодцом в них кинули, задницы толстые — совсем не похожи на героев американских фильмов. А этот смелый, ловкий, фигурка хорошо сложена. В общем, Настя не хотела о нем думать, но все равно думала.
Как-то так повелось с самого детства, что она не могла рассказать ничего своей тихой и молчаливой матери, боясь, что та, как обычно, начнет занудничать и говорить, что хорошие девочки так не поступают, что она в ее возрасте… это было ужасно слушать. Папа был другой, но у него не хватало времени, чтобы поговорить с Анастасией. На работе он мог быть суровым и даже жестоким, но дома с дочерью никогда. Анастасия едва-едва дождалась момента, когда ей можно будет рассказать отцу о происшествии в клубе. И вот она выбрала удобный момент. Губернатор необычно рано пришел с работы, поужинал и, как обычно, пошел в свой кабинет поработать. Настя проникла к нему и села напротив. Иван Петрович поднял глаза и посмотрел на дочь.
— Папа, отвлекись от этой писанины ради меня, — попросила Настя, — я хочу тебе что-то рассказать.
Бобров снял с носа очки, отложил их в сторону, внимательно посмотрел на дочь и спросил:
— Влюбилась, что ли?
— Почему ты так решил? — надула губки Настя. — Почему сразу влюбилась?
— У тебя глаза блестят, — ответил Иван Петрович, — да и пора бы тебе уже влюбиться. По возрасту.
— Ну, папа, я тебе хотела другое рассказать, — смутилась Настя, — интересную историю про Валерку Власова.
— Что там ещё произошло с этим поросеночком? — спросил Бобров. — Надеюсь, ты не в него влюбилась, ведь он не ахти как хорош.
— Да, конечно, он не очень красивый, и я не в него влюбилась, — кивнула Настя и добавила не без кокетства: — А ведь он давно за мной ухлестывает. Ну, в прошлую субботу, помнишь, я тебе говорила ещё, мы с ним поехали в клуб потанцевать.
— Помню, — ответил Бобров. — И что дальше?
— Там Власов, как обычно, стал выпендриваться, что он крутой, и какого-то американца потащил на улицу бить, — продолжила Настя, — и еще двух охранников взял с собой, потому что он один на один боится. Я знаю.
— Не в папку, стало быть, пошел, — сказал Бобров, — отец его, прокурор, мужик вроде не трусливый. И что дальше?
— Я думала, что убьют они этого им портного, — далее повествовала Анастасия, — решила Власова остановить, выбегаю за ними на улицу, смотрю, а американец к голове Власова пистолет приставил, а тот… ха-ха… не знаю, как сказать…
Бобров, услышав про пистолет, округлил глаза, не видя в этой истории ничего смешного.
— Власов описался от страха! — выпалила Настя. — Смешно, да?
В этом месте вместо ожидаемого Настей бурного папиного веселья по поводу конфузии с сыном прокурора Бобров нахмурил брови и спросил:
— Что, настоящий пистолет? В городе? Что это ещё за гангстер американский у нас тут шалит?
— В том-то и дело, что это была зажигалка, а не пистолет, — рассмеялась Настя. — А Власов испугался так, что описался! Папа, он просто его зажигалкой напугал!
Бобров едва заметно улыбнулся, только чтобы порадовать дочь, разделив с ней ее веселье:
— Понравился тебе этот американец, что ли?
— Да ну тебя, папа, я тебе про Власова рассказываю, а ты мне все про американца, — делано обиделась Настя.
— Дочка, я столько лет в политике, — сказал он, — и умею выжимать из рассказа его суть. Так что меня не проведешь. Я же вижу, кто тебя в этой истории особо заинтересовал. Смотри, слишком не увлекайся этими американцами, а если увлечешься, то приведи его, я хоть с ним познакомлюсь, что за «фрукт». А пока все, не отвлекай меня. Иди к себе, мне надо еще доклад просмотреть, завтра конференция, а потом банкет.
Настя поджала губки, вскочила со стула. Вот так всегда, у отца какая-то конференция важней родной дочери. Она пошла к себе в комнату, тупо полазила по Интернету, позвонила подружкам и решила лечь спать. Тем более что завтра была суббота, и она твердо решила пойти в какой-нибудь клуб. Опозорившийся Власов пока больше не показывался, и Настя могла сходить с какой-нибудь из подруг, которых было у дочери губернатора предостаточно, только свистни. Высокопоставленный папаша спокойно отпускал Настю, потому что его чадо везде знали в лицо и охраняли, как народное достояние.
Назавтра к вечеру местом проведения досуга Настя выбрала бар «Ринго», названный так в честь барабанщика ливерпульской четверки и держащий марку клуба имени «The Beatles». Боброва не было дома, мама уехала в солярий, и Настя беспрепятственно покинула дом. Они встретились с подругой и на такси поехали в клуб. Народу было битком, но для дочери губернатора место нашлось.
На стенах бара «Ринго» висели фотографии рок-музыкантов, старые гитары и пластинки, а на маленькой сцене в углу доморощенные последователи музыки битлов играли их композиции. В баре царила миролюбивая обстановка, лилось рекой пиво, дымили сигареты. Настя и ее подруга по кличке Креветка сели за уютный столик в углу, который им любезно предоставил прогибчивый администратор, который к тому же поставил поблизости дюжего охранника на случай, если кто-либо посягнет на честь юной хозяйки области.
Музыка играла, Креветка о чем-то весело болтала, Анастасия ее слушала вполуха, иногда путано отвечала, в общем, время проводили неплохо. Настя выпила уже полную кружку пива, слегка захмелела и вот в табачном дыму различила знакомый силуэт. Ее сердце дрогнуло, это был он, американец Брэд, в той же самой шапочке и темных очках. Он словно не замечал Настю или правда не видел. Неожиданно появившись в баре, он подошел к музыкантам и о чем-то попросил их. Затем зашел на сцену, взял у солиста гитару, надел ее ремень себе через плечо. После этого он приблизился к микрофону, прошелся по струнам гитары, издав легкий драйв, и сказал:
— Excuse me, boy and girl! Прошу не много внимания! Я хочу спеть эту песню для самой лучшей девушки на свете, которую зовут Настя! Она находится сейчас в этом зале.
И в этот момент он посмотрел на нее так, что даже сквозь его очки она почувствовала, как теплая струя хлынула из его глаз, окатила ее с головы до ног, закружила сладкой истомой, сдавила грудную клетку.
— Настя, это же он тебе собрался петь! — взвизгнула Креветка. — Ты его знаешь? Что это за парень? А почему он говорит с акцентом, он что, эстонец?
Но Настя не ответила, потому что Брэд сразу же запел красивым бархатным голосом, очень похоже на оригинальное исполнение, старую битловскую песню «And I love he». Музыканты бара, знакомые с материалом, подключились к исполнению. Когда они закончили, а Брэд поставил гитару на подставку и сошел со сцены под шквал аплодисментов, один из музыкантов сказал другому:
— Видал, какая школа у парня, какое звукоизвлечение, как он аккорды берет!
— Ну, так, елы-палы, он же американец! А там же не у нас же. Там это все же с молоком же матери всасывают же, все эти дела. А у нас же только же «Шумел камыш» же и то в лучшем случае, елы-палы.