Дело усугублялось тем фактом, что генерал Лютый был ярым националистом, под его косвенным руководством, нигде не зафиксированным документально, в клубе будущих десантников тренировалось около сотни бритоголовых головорезов. Когда их лидер неожиданно был подвергнут аресту, скинхеды взбунтовались, и естественным их желанием выпустить наружу свой гнев было проломить пару десятков голов представителям Кавказа.
А представители южных народов, оскорбленные арестом и избиением имама, тоже в гневе вышли на улицу, где буквально через полчаса после разговора Илова и Власова в районе центрального рынка случилось кровавое побоище, в котором схлестнулись скинхеды Лютого и торговцы с рынка. С обеих сторон было много раненых, но труп получился только один. Им оказался некий Валиев-оглы, тридцати трех лет от роду, отец восьми детей, плохо говорящий по-русски. «Гвардия» генерала была более боеспособна и лучше подготовлена. Поэтому ей удалось обратить в бегство нестройное торговое сообщество. Несмотря на бойню, ни ОМОН, ни просто милиция так и не появились. Все они были заняты на «операции» в парке. Событие, произошедшее в районе рынка, всколыхнуло город. Рядовые граждане, собираясь кучками, обсуждали бойню, и кое-где даже слышались революционные речи.
Но Власова мало волновала обстановка в городе. Охваченный жаждой мести, на следующий день прокурор опять мобилизовал все оперативные силы и окружил переодетыми под прихожан оперативниками православный храм на улице Северной. Он приказал задерживать и препровождать в камеру любого подозрительного субъекта, в особенности если тот имеет ещё и цыганскую внешность. До начала службы было задержано три ярко выраженных еврея, два кавказца, два узбека — студенты педучилища и один негр.
Сам же прокурор в это время прошёл в храм и в точности выполнил указания вымогателя, кинув в ящик для пожертвований на строительство звонницы двадцать тысяч долларов. К тому времени, когда прокурор завершал уже свой «обряд», вокруг него сгрудились прихожане и хором благословляли «доброго» человека. Самого же «доброго» человека, образно говоря, душила такая «жаба», что лицо его стало бледным, а на лбу выступил крупными каплями пот. Когда Власов завершил свое благодеяние, к нему подошел сам батюшка и повел его к алтарю, дабы представить прихожанам. Власов раскланялся и поспешил поскорее уйти из душной церкви, где пахло ладаном, а запах его прокурор переносил с большим трудом.
На улице за забором церкви он услышал странные крики и поспешил к месту происшествия. Картина, которую он увидел, взбудоражила его. Пятеро дюжих оперативников крутили руки кудрявому цыгану в ярко-красной рубахе, его дородная жена била их поочередно котомкой по голове, а многочисленная чумазая детвора кусала их за руки и за ляжки. Дернул же черт ромалэ идти с семьей мимо церкви как раз в тот момент, когда Власов высадил там засаду. Только прокурор хотел вмешаться, как его мобильный телефон зазвонил. Власов схватил трубку и припал к ней ухом.
—Скажи своим операм, чтобы они ромалэ отпустили, — произнес голос в трубке, — он просто прохожий. Не смеши людей.
Взбешённый Власов крикнул своим людям, чтобы отпустили цыгана. Тот вырвался и с ругательствами и угрозами, правда, на цыганском языке, поковылял с семьей по своим делам. Оперативники мгновенно рассредоточились, но народ уже их запомнил и откровенно показывал пальцами, живописуя эту историю тем, кто ее не видел.
—Всё, они отпустили, — сказал прокурор в трубку.
—Я вижу, — ответил вымогатель, — слушай меня, чавела, и не перебивай. Сына твоего при мне застрелил в голову Фофан. Когда я с ромалэ приехал на овощебазу, он нам похвастался, и сказал, что твой сын замахнулся на «птицу» не своего полета. Что он ухаживает за дочкой губернатора, а его уже предупреждали, чтобы он отстал, ведь у неё есть достойный жених. Ты знаешь, кто этот жених?
—Знаю, — ответил прокурор, — это внук мэра, Альберт Илов. Погоди, а почему это Фофан с тобой откровенничал? Зачем это ему? Что-то ты не складно врешь!
— Он думал, что убьет нас, — ответил вымогатель, — и концы в воду. А не получилось у него нас убить. Мы сами бандитов убили первыми. А потом я решил и с братьями не делиться долларами. Я очень люблю деньги.
— Слушай, — пробормотал Власов, — я не могу поверить…
— Не хочешь, не верь, — ответил цыган, — но я все это слышал своими ушами. А как ты дальше будешь действовать, чавела, мне даже неинтересно.
В трубке сразу же послышались короткие гудки. Власов моментально перезвонил оперативникам и заорал в свою трубку:
— Засекли, откуда был звонок?
— Засекли, товарищ прокурор, — ответили в телефоне, — звонок был произведен с сотового телефона, где-то недалеко от вас. Его точно не удалось запеленговать, ведь столько народу на площади. Отследим чуть позже по передвижению, номер звонившего мы вычислили. Поймаем, господин прокурор.
Власов глазами судорожно стал искать вокруг себя человека с сотовым телефоном и не нашел. Егор в это время, выйдя из зарослей ветвистой рябины, закрыл крышку мобильного и, проходя мимо мусорного бака, отправил его внутрь зловонной железной коробки. Сын Андрея Никитина был доволен хитроумно проведенной операцией. Его план сработал. Теперь главное, чтобы прокурор поверил, что это именно мэр города заказал убийство его сына с целью поберечь дочку губернатора для своего внука.
; Конечно, в другой ситуации было бы мало шансов на то, что этот откровенный наговор сработает, но сейчас с помощью Егора в городе сложилась такая ситуация, когда головы одного «дракона» начали покусывать друг друга. То-то еще будет днем, когда в свет выйдут областные газеты, где на первых полосах будет в своем криминальном блеске опубликован компромат на господина Боброва и всю его «когорту».
Единственный, кто смог уберечься от критики, был доктор Рябиновский. Он вершил дела настолько осторожно, что нигде и никогда в связях, порочащих его, замечен не был, подписи свои где попало не ставил, имущество немалое оформлял хитро на подставных лиц. Но Егора мало волновал доктор наук, ему нужно было достать Боброва, и он это уже сделал. Из-за беспорядков, учинившихся в городе, в «гости» наверняка уже ехали те люди, у которых хватит полномочий сказать губернатору: «Хватит, Бобров, нацарствовался, слазь!» А когда эти специальные люди увидят те документы, которые Егор с помощью электронной почты госпожи Смирновой опубликовал во всех газетах, Боброва просто раздавят. Расплющат, так же как он сам поступил с отцом Егора. И поделом.
Тем временем оперативники Власова с помощью операторов сотовой связи следили за перемещениями «трубы», с которой был сделан звонок на мобилу прокурора. Наконец они смогли четко определить местоположение абонента. Из машины выскочили камуфляжные бойцы и догнали невзрачного на вид человека средних лет, от которого пахло хуже, чем от тухлой селедки. Когда омоновец повалил этого тщедушного доходягу на землю и прижал коленом, то, сморщившись от зловония, произнёс:
— Блин, надо было противогазы надеть! Я эту вонищу не вынесу!
— Тащи его к прокурору, — сказал второй, обыскивая грязную тряпичную сумку, полную бутылок и объедков, — а вот и сотовый телефон, с которого был звонок. Смотри, как замаскировался, поганец! Под бомжа вырядился! Весь телефон в отходах измазал! Фу, меня сейчас стошнит!
Омоновцы выкинули на землю всю добычу бомжа, кроме телефона, и брезгливо потащили бедолагу к машине, из которой выполз прокурор. В его висках стучала одна мысль. Неужели Илов мог пойти на такую низость, чтобы убить его сына? Он издали заметил, кого тащат к нему рьяные служаки, и понял, что они опять опрофанились. Беззубый бродяга мало походил на того, кто мог ему звонить, но проверить это было нужно. Когда подозреваемого подвели, Власов сморщился от вони, ударившей в нос, и спросил: