Когда через несколько дней Никитину пришла повестка в суд, он разозлился не на шутку, порвал её и выкинул. Андрей Егорович сразу понял, чьи это происки и что послужило побудительной причиной. Никитин как раз собирался на работу и по пути заглянул в почтовый ящик. А там эта повестка. Значит, Бобров поставил под сомнение правомочность его владения фабрикой. Ну пусть! Никитин ничего не будет предпринимать, пусть Бобров сам от собственной злости сдохнет.
Андрей Егорович приехал на фабрику и у своего кабинета встретил ожидающего его юриста Максима. Лицо у парня было крайне озабоченным. Значит, одной утренней повесткой дело не закончилось. Никитин жестом пригласил юриста в кабинет.
— Андрей Егорович, у нас в банке неприятности, — сказал Максим. — Деньги, которые нам перечислили покупатели за продукцию, исчезли.
— Как исчезли? — не понял Никитин.
— Пропали, — ответил Максим. — Произошел сбой системы компьютеров, и они ушли неизвестно куда. Так мне объяснили.
— И что теперь? — спросил Никитин.
— Теперь они заморозили весь наш счёт до выяснения обстоятельств, — ответил Максим.
— Как это? — вскипел директор фабрики. — Нам же нужно работать, нам же зарплату послезавтра выдавать!
— Я им объяснял, но они не идут на встречу, — сказал Максим, — все ссылаются на директора банка. Я его искал, но оказалось, что он в Москве сейчас. Я пошел к заму, но он меня не принял.
— Как не принял! — воскликнул Никитин. — Мы их клиенты, они нас так подставили и ещё не принимают! Я сам поеду к нему, разберусь!
В это время зазвонил телефон — прямая связь с секретарём.
— Андрей Егорович, к вам корреспондент областной газеты — хочет взять интервью, — поведала секретарша, — что ему сказать?
— Не до него! — воскликнул Никитин. — Не до интервью мне сейчас!
— Андрей Егорович, — постарался успокоить начальника Максим, — вы не кипятитесь зря, все образуется. А корреспондента лучше принять, это нам косвенная реклама. Расскажете о том, как мы работаем. Что, у нас хорошего мало?
— Да, ты прав, наверное, — согласился с доводом юриста Никитин и сказал секретарше: — Ладно, пусть заходит корреспондент.
— Я пойду провентилирую еще раз вопрос с деньгами, — сказал Максим и, уходя, столкнулся в дверях с неким типом со старомодным диктофоном через плечо.
Сальные волосы визитера были гладко зачесаны назад, видавшие виды очки едва держались на рябом носу. Одет корреспондент был в неопределенного цвета свитер, на груди у него болтался фотоаппарат. Умудренная опытом госпожа Смирнова специально заслала для интервью к Никитину этого спившегося бумагомарателя, которого держали еще в газете за то, что он всегда был готов безропотно сгонять в магазин за пирожными к чаю или за бутылкой водки.
Ведь то, что скажет Никитин в интервью и что запишет на свой магнитофон этот субъект, не имело особого значения, потому что Смирнова уже написала «рассказ» Никитина собственноручно. Важнее было сфотографировать Андрея Егоровича на рабочем месте для опубликования фото в газете. Для этого и выдали пьянице фотоаппарат.
Потом, когда газета уже выйдет в свет, пусть Никитин тщетно возмущается неправде, кричит у себя в кабинете, что он ничего подобного не говорил. Кто ему поверит? В редакции областной газеты, когда к ним примчится разъяренный Никитин, все свалят на пьяницу-журналиста, перевравшего факты. А самого этого алкаша-бумагомарателя на время «бури» зашлют куда-нибудь в Бердянск в командировку.
И сколько ни кипятись потом Никитин, сколько ни требуй опровержения, даже если оно и выйдет, — общественное мнение уже сформировано этой статьей. Написано пером — не вырубишь топором. А слова «твои», Андрей Егорович, придуманные, правда, госпожой Смирновой, о низких умственных способностях губернатора и о русском народе, который есть безнадежно тупое быдло и только и может, что водку жрать да работать не хочет, все это уже засело в головах людей. Но все это было еще впереди, а сейчас Никитин радушно принял корреспондента, усадил его за стол, угостил чаем и стал рассказывать об успехах своей фабрики. Бумагомаратель слушал вполуха и думал только о том, как бы ему «махнуть соточку» в разливной, которую он заметил на углу по пути на фабрику…
Прошла неделя после интервью, счет фабрики в банке так и не разморозили. Максим обратился в суд, чтобы наказать денежных воротил и вернуть пропавшие деньги, но дело так и легло под сукно. Максиму ответили, что это, мол, не первый случай такой преступной халатности банка, что вскоре все случаи будут рассмотрены и все виновные наказаны.
Это обещание нисколько не утешило самого Никитина. На фабрике нужно было выдавать зарплату, рабочие заволновались первой на их памяти задержке денег, чего и хозяин раньше никогда себе не позволял. Но забастовок не устраивали, потому что их кредит доверия к хозяину производства был достаточно велик. Ведь Никитин их еще ни разу не подводил. Отнеслись с пониманием к трудностям. А тут вдруг гнусная статейка подоспела, где Никитин самолично и надменно ругал власти в лице губернатора области и называл всех своих рабочих обидным словом «быдло», которое за копейки на него работать будет, потому что, мол, податься им некуда. Народ зароптал.
И надо же, ведь он вышел к своим рабочим и поведал им, что не говорил такого, да и не мог сказать. Но по советской привычке верят у нас граждане печатному слову, тем более в такой уважаемой газете написанному. Пока Никитин безуспешно ездил разбираться в редакцию, на фабрике возникла смута, подстрекаемая парочкой купленных кланом штрейкбрехеров, разъяренные рабочие сломали несколько новых мягких уголков и вышли на улицу с плакатами «Долой!». Телевизионщики не замедлили появиться и представили в передаче все так, как им подсказала коварная Наталья Семеновна.
Губернатор Бобров тоже прочитал статью и неслыханно рассвирепел. Старинный друг прямым текстом назвал его со страниц СМИ дураком! Ладно бы лично в лицо! А то через газету! Бобров из-за неумения поразмыслить не догадывался, что все это грубая фальсификация Рябиновского. Он хотел было позвонить Никитину и выяснить, как все было, но сделать это помешала поднявшаяся с новой силой обида и злость.
— Червь мизерный! — восклицал он, мечась по кабинету. — Ничтожество! Растение! Это же надо такое про меня сказать! Что я ничего не смыслю в управлении государством, что меня давно пора в утиль сдать! Ну, паскуда! Сам-то кто такой? Фабрикантишка хренов!!! Голь перекатная! Ну, я тебе!
Если бы непреодолимый гнев не застил глаза губернатору, он мог бы вспомнить, что в таком слоге, как было подано в газете, его друг никогда не выражался и слов таковых в жизни не употреблял. Но губернатору было не до деталей, и сейчас еще более захотелось поскорее отомстить этому заносчивому снобу. Он незамедлительно вызвал к себе Рябиновского. Доктор наук тотчас предстал пред тусклые очи мрачного губернатора.
— Ну, что там у нас с Никитиным? — требовательно вопросил Бобров. — Как дело движется?
— Как и положено ему двигаться, — ответил Ко-Ко, присаживаясь на велюровый стул. — Наши юристы работают, дело делают. Я думаю, ещё недели две, и мы этого Никитина оставим без штанов. Хорошо еще, что он заносчивый такой, наплевал на все и в суд не явился,
— А чего не явился? — спросил Бобров.
— Говорит, что фабрику эту на свои деньги строил, на своем горбу кирпичи таскал, — ответил Рябиновский, — и доказывать ничего в суде не намерен. Но мы его за это и подцепим. Документов-то никаких не осталось. Да и какие документы в далеком девяносто первом году? А вот мы сейчас за это и возьмемся. Понемногу подготовим документы и фабрику отберем.
Бобров и сам не заметил, как от того, чтобы просто попугать Никитина, он самолично перешел к тому, чтобы отнять у своего бывшего друга дело всей его жизни. Такой уж был хороший дипломат этот доктор наук Ко-Ко Рябиновский.
— Ты чего мне говоришь, что можно любого бизнесмена так раскрутить? — поинтересовался Бобров. — Любого честного предпринимателя можно зацепить за документы и все у него отнять?