- Ну, ты, говори, да не заговаривайся! - с угрозой в голосе, одёрнул его тот.
- Я чо? Вы сами попросили рассказать, как волосы я заставил расти на голове.
- Ты ж говорил, что тебя твоя бабка вылечила, наперебой загалдели все.
- Нее, бабушка меня от лишаёв вылечила, а уж с волосами... это я сам..., в тихую от неё.
Куликов упёрся взглядом, как бык на красную тряпку, в Василия.
- Давай, Жердь, колись, не то бока намну!
- А чего колоться? Бабушка от лишаёв меня народным средством избавила...
Вася сознательно затянул паузу, чтобы Куликов, как рыба на крючок, посильнее зацепился, а там уж...
- Ты чо, салага, нервы мотаешь?! - взбеленился Куликов и, приподнявшись, хлопнул Василия по затылку. - Не тяни резину, засранец, рассказывай, а тоо...
Глаза его угрожающе сверкнули.
Василий понял, что его обидчик крепко сел на крючок и, как ни в чём не бывало, продолжил:
...От лишаёв-то она меня избавила, и стал я совсем безволосым, как говорится, стал мой череп похож на голую коленку...
Кто-то из слушателей засмеялся - «Гы-гы-гы», но тут же умолк под грозным взглядом Куликова и других старичков.
...Решил я, значит, не дожидаясь бабушкиных лечений, сам всё спроворить, продолжил провоцировать Куликова, Василий. Утащил её знахарскую книгу и там нашёл рецепт...
- Встать, строится! - прозвучала команда прапорщика, прервав рассказ Василия. - По четыре в ряд, становисссь!
А, когда строй выровнялся, вновь прозвучала команда: «Налеееввво! Шагооом... марш!».
Дружно, враз, топнули сапоги - рота направилась в казармы.
И опять команда прапорщика - «Запееевай!»
Над степью, иногда отдаваясь эхом в небольших рощицах, под безоблачным, синим-синим небом, перебивая песни жаворонков, полилась строевая солдатская песня:
Не плачь девчонка - пройдут дожди,
Солдат вернётся, ты только жди...
Василий Евлахов, отбивая шаг в такт песне, вспоминал родной дом, отца с матерью и свою девчонку - очень даже симпатичную: с маленьким, покрытым милыми конопушками носиком, певунью Настеньку.
Как они там, тревожась за родных, думал он. А Настя, не забыла ли она меня, всё ещё любит?..
От воспоминаний, от слов песни, на глаза его навернулись непрошеные слёзы и он, шагая в такт строю, незаметно вытер замокревшие глаза ладонью. «Ничего! Я всё выдержу!» - пообещал он неизвестно кому, а скорее всего отцу с матерью, а потом, с душевным теплом тихо добавил: «А ты, Настенька, любимая, дождись меня, обязательно дождись»
После воспоминаний о доме и любимой, на душе у него стало как-то легко и светло и он, вскинув голову, печатая шаг, ещё громче запел: «Не плачь девчонка...»
* * *
Никуда не спрячешься, не укроешься от солдатских будней, особенно первогодкам. Так и у Василия Евлахова. Дня через два после марш-броска он снова шваброй мыл пол в туалете (высказал своё мнение о службе молодых солдат сержанту - командиру отделения).
Возя шваброй по полу, он краем глаза увидел, в туалет вошёл Куликов, и насторожился, ожидая очередной порции оскорблений, а то и затрещины. Но нет, кажется, обошлось: Куликов по всей вероятности не собирался к нему придираться.
- Жердяй, ты так и не дорассказал, как плешь с головы вывел, - глянул на него старик и добавил, - давай покурим.
- Да..., мне... сержант...
- Не боись пацан, всё будет тип-топ, - перебил он Евлахова. Я ему скажу, он тебя не тронет.
- Нуу, если...
- Да не боись, я же сказал.
- Ну, ладно, если ты обещаешь...
- Обещаю, обещаю.
Вася выжал швабру, выплеснул из ведра воду и, оставив их за дверью, примостился на подоконник открытого окна. Куликов, наблюдавший за ним, тоже прошёл к окну и, сев рядом, протянул сигарету.
- Кури, молодой.
- У меня свои, - Вася достал из кармана слегка помятую пачку Памира.
Сделав пару затяжек, Куликов с сомнением посмотрел на Васю и с угрозой прошептал:
- А не гонишь ты, салага, про волосья? Смотри, если что не так!
- Чего бы я гнал, не веришь, не надо, я ж не заставляю.
- Ладно, рассказывай, - смилостивился «старик».
- Ну..., я тогда, когда решил подсмотреть бабушкин рецепт, дождался, когда она по своим делам уйдёт, нашёл её «напоминальник»..., и нашёл там рецепт, как сделать, чтобы волосы на голове росли. Рецепт-то оказался не какой-то там халам-балам, а французский, какой-то там ихней, французской знахарки...