— Какая помощница! — улыбнулась Габриэла. Подождала, пока девочка исчезнет и проговорила с сожалением, звучавшим в голосе:
— Мне стыдно за последний поступок, Мира. Я очень сожалею! Если это возможно, то прости. Этого больше никогда не повторится. — Ничего подобного!
Мира не ответила. А Мунтала вдруг спросила, повернув голову к Габриэле:
— Значит, вы делали что-то плохое, сеньора?
— Тала! Что ты такое говоришь? — Хуан строго глянул на девочку. — Это у тебя получилось очень некрасиво. Ты должна покинуть общий стол! Иди!
— Мы не должны были оставлять её за столом, — молвила Мира. — Мы ведём не детские разговоры. Прости, Габриэла.
— Ничего, Мира! В конце концов, она права. Я слишком много сделала нехорошего. Мне отпустили мои грехи, но осадок ещё долго будет меня тревожить.
За столом повисла тишина. Её нарушила Луиса.
— Мама, чего это Тала плачет? Ничего не говорит мне.
— Не тронь её, — бросил Хуан строго. — Она допустила бестактность и за это наказана. Вы все уже достаточно большие, чтобы понимать, что хорошо, а что плохо, Луисита. Ты бы села и поела. Всё носишься и носишься.
Она подскочила к Хуану, быстро чмокнула его в щёку, улыбнулась и затараторила:
— Ты сам говорил, что каждый должен в доме иметь свои обязанности. Сегодня я прислуживаю за столом. У нас такой красивый гость, что иначе я не могу поступить, дядя Хуанито!
— Не заигрывай со мной, Луисита! Одна вот так же заигрывала и заигралась до… — он не закончил, подмигнул Мире, посмотрел на Габриэлу и тем разрядил атмосферу. — Габи, как моё новое вино? Это я из последнего путешествия привёз. Теперь жалею, что мало себе оставил.
— Пьяницей захотелось стать, Хуан? — спросила с улыбкой Мира. — Пять больших бочек, и тебе мало?
— Отличное вино! — Габриэла отпила пару глотков. — Наверняка из южных провинций Испании. Давно такого не пробовала.
— Может быть. Тебе лучше об этом знать, — улыбнулся Хуан.
— Можно мне пойти к… Мунтале? — скромно спросила Габриэла, смотря на Миру просительно. — Я не позволю себе ничего плохого.
Мира переглянулась с Хуаном. Затем молча кивнула. Проговорила, с некоторой опаской:
— Комната наверху. В конце коридора.
Габриэла кивнула, поднялась и, грациозно покачивая бёдрами, пошла к лестнице. Мира с беспокойством бросала взгляды на мужа. Тот улыбался чуть ли не виноватой улыбкой, пожимал плечами, словно говоря, что он бессилен здесь.
— Что скажешь, Хуанито?
— Только то, что я более чем удивлён и обеспокоен, дорогая. Не кроется ли здесь какого-то подвоха или интриги?
— Я всё время наблюдала за нею. Ничего такого не приметила. Можно полагать, что она действительно изменилась. В лучшую сторону. Это случается иногда. Помнишь, она упоминала о знаке свыше? Не могу поверить, что её козням может прийти конец. Неужели Господь услышал наши молитвы?
— Хотелось бы послушать, что она говорит своей дочери? — проговорил Хуан.
— Это легко! Хотя не дословно. Убеждает, что она хорошая и может дать ей больше, чем она располагает здесь.
— Может быть, может быть, — с сомнением ответил Хуан. — Посмотрим, что из этого выйдет.
— Мы не отдадим Мунталу ей? — спросила Мира с беспокойством.
Хуан неопределённо пожал плечами.
— Имеем ли мы право удерживать её дочь насильно?
Мира вздохнула, поманила Луису и сказала:
— Пойди в спальню к Тале и спроси, что ей надо. И посмотри, что делает сеньора де Руарте. Только осторожно.
Луиса понимающе улыбнулась и побежала наверх, торохтя туфлями.
Супруги в молчании сидели за столом, наблюдая, как служанка убирает посуду. Говорить не хотелось. Каждый ждал возвращения Луисы и не хотел показать это друг другу. Мира тихонько ласкала Хуана Антонио, который уже тянулся к груди своими алыми губками, смотря на мать широко открытыми глазами, где читался упрёк за просроченное время.
— Я пойду покормлю нашего малыша, — улыбнулась Мира и поспешила в спальню.
Прибежала Луиса.
— А где мама?
— Пошла Антика кормить, милая! Ну? Что скажешь?
— Тала отвернулась и ничего не ответила на мой вопрос, дядя. А сеньора сидит рядом с бледным лицом, и я подумала, что она вот-вот заплачет.
— Девчонка так ничего и не ответила?
— Нет. Лишь дёрнулась плечом, словно говоря, чтобы я отстала. Я и ушла.
Хуан задумался, в груди помаленьку нарастало чувство удовлетворения. Казалось, что миссия Габриэлы не увенчивается успехом. И он весело посмотрел на Луису.
— Луисита, почему ты не говоришь мне «папа»? Ведь я тебя вывез из того гадюшника и привёз сюда! Иди ко мне, милая моя девочка!