– Ты прав, – согласился он. – Любовниц может быть сколько угодно, а жена – одна. Наверное, Рагнар с Лагертой развелись до того, как он женился на Торе.
В моем мире развод был столь же немыслим, как многоженство. Я внимательно разглядывал профиль своего собеседника, резко очерченный на фоне яркого света, проникавшего сквозь приоткрытую низкую дверь.
– По крайней мере мне известно, – продолжал Хастейн, – что позже Лагерта вышла замуж за норвежского ярла, ибо, когда этот норвежец умер, не оставив после себя потомства, она унаследовала все его королевство.
Насколько я понял, титул ярл соответствовал английскому олдермену, причем этот титул не имела права носить женщина – ни до, ни после смерти супруга. Хастейн улыбнулся, заметив мою скептичность.
– Жена ярла хранит ключи от его владений, когда он уходит в военный поход. Так почему она не может взять их себе после его смерти, если пожелает? Но если ты в чем-то сомневаешься, спроси у Ильвы. Лагерта – ее бабка.
И вновь связь сказки с реальностью поразила меня. Очевидно, скандинавы жили на границе между мифом и реальной жизнью.
– Если норвежский муж Лагерты умер бездетным, – заметил я, – мать Ильвы – одна из двух сестер Бьёрна Железнобокого.
– А тебя не проведешь, Рольф Дерзец. И память у тебя, что надо.
Хастейн начал закрывать дверь. Я просунул ногу в щель.
– Молодая женщина из селения оказалась девственницей?
Он нахмурил светлые брови и откинул назад челку.
– Видимо. – Он с досадой пожал плечами. – По крайней мере Сигурд не позволил мне с ней развлечься.
– Но она еще жива?
– Еще как жива. Но Ильва пасет ее, словно медведица медвежонка.
– А что ее ждет дальше?
Внезапно лицо Хастейна покраснело, но явно не от злости. Я тщетно пытался уловить причину этой перемены.
– Это… это тебя не касается, – буркнул он, захлопнул дверь и щелкнул задвижкой.
Я сидел в темнице, провонявшей моими испражнениями, и размышлял над рассказом Хастейна и над тем, о чем он умолчал.
Шум лагеря, жизнь которого я наблюдал через дырку от выпавшего сучка, путал мои мысли.
По утрам скандинавы оттачивали свое боевое искусство на открытой площадке в восточной части лагеря. Их упражнения сопровождались громким ревом и лязгом мечей и топоров. После обеда они проводили время за игрой в мяч и рукопашной борьбой. А на закате выкатывались и вскрывались бочки с пивом, так что вечер неизменно завершался всеобщей попойкой. Бородачи любым делом занимались энергично, демонстрируя завидное жизнелюбие, что коренным образом отличалось от свойственной сельским жителям вялости и еще больше контрастировало с нарочитым благочестием монахов. Скандинавы были сильными независимыми людьми, которые жили и веселились так необузданно, что это одновременно пугало и завораживало. В то же время было ясно, что каждый знает свое место и ревностно оберегает личное достоинство. Ярлы и знатные люди прямиком шагали по дощатому настилу, не думая никому уступать, в то время как слуга всегда пропускал кряжистого свободного человека, который, в свою очередь, отступал, встретив на дорожке вооруженного воина. Постепенно у меня возникло лишь отчасти осознаваемое желание стать таким же, как они.
Я шел за своими мыслями, которые неизменно приводили меня ко второму человеку, пережившему набег на Тевринтон. Прелестная красавица Белла была старше меня на пару лет. Я не был единственным, кто втайне страстно желал ее. Когда она, выпрямив спину, несла через деревню пару ведер с водой на отцовскую кузницу, все поворачивали головы ей вслед. В качестве иллюстрации того, что физическая красота – не пустое место в этом мире, можно упомянуть, что девушка была помолвлена с сыном олдермена – обычно дочь кузнеца не смела и надеяться на столь выгодную партию.
Я вспомнил, как однажды видел ее обнаженной. С тех пор миновал всего месяц, но казалось, что за это время прошла целая жизнь. Я стоял, прижавшись лицом к плетеной ивовой изгороди вокруг дома кузнеца, и подглядывал в трещину в глиняной штукатурке. Грубые руки девушкиной тетки окунали губку в корыто, из которого шел пар, и омывали хрупкие позвонки племянницы, четко обозначившиеся под бледной кожей. Меня охватила волна жара, когда Белла поднялась в ванне, чтобы обтереться. Ее темные волосы прилипли к блестящей спине, почти достигая маленькой тугой попки. Тонкие пальцы скользнули по вздернутым соскам. Руки, продолжая ловко орудовать полотенцем, устремились к плоскому животу, коснулись темного пушка на лобке и замерли на упругих бедрах…