То, что Лена называла «не скучно», на деле оказалось сущим адом. Когда начали стрелять зенитные орудия, от разрывов небо стало серым. Весь самолет дрожал. «Яки» яростно атаковали их, рискуя быть сбитыми собственными батареями. Не желая вступать в сражение, Лена искусно уходила от них под прикрытием Хартмана, демонстрировавшего чудеса самоотверженности.
Маренн, наблюдая за его действиями, не могла скрыть восхищения. Лена же была весьма сдержана и по рации одергивала ведомого, когда ей казалось, что он слишком увлекается.
— Не нарывайтесь, гауптман, не нарывайтесь зря, — строго повторяла она, но было видно, что она довольна тем, как, умело маневрируя, Хартман перекрыл «ястребкам» все подступы к «черному вервольфу» полковника и скрывшемуся под мощное крыло истребителя самолету-разведчику. Гауптман уводил русских за собой, на запад, где ждали их Лауфенберг и его эскадрилья… Вот, наконец, и линия фронта.
— Седьмой, седьмой, Я — Орел-1, — вызывает Лена по рации. Послышался долгожданный отзыв:
— Я — седьмой. Мы на исходных позициях.
— Приказываю вступить в бой.
Эскадрилья «Рихтгофен», давно готовая к сражению, ринулась на противника. Завязалась ожесточенная схватка.
— Ну, вот и все, — устало промолвила Лена, сбрасывая высоту перед посадкой на аэродроме. — Вот ты и дома.
— Тут есть поблизости госпиталь? — спросила Маренн озабоченно — весь полет ее не оставляли тревожные мысли о Фелькерзаме. — Мне надо срочно доставить Ральфа туда и сделать ему операцию.
— Ты еще можешь делать операцию? — удивилась Лена.
— Я должна смочь, — ответила Маренн решительно. — Иначе ему не жить. С таким ранением больше никто не справится. Тем более — здесь. А до Берлина он не дотянет. Не знаю, Господи, как он там, — она оглянулась на летящий параллельно «Фокке-Вульф».
Лена не ответила. По рации она передала на аэродром:
«Я — Орел-1. Идем на посадку. На борту — тяжелораненый. Прошу выслать санитарную машину к летному полю. Как поняли? Прием».
— Все в порядке, — повернулась она к Маренн, — машина будет. Его сразу повезут в госпиталь.
— Я так тебе благодарна, — Маренн крепко обняла летчицу. — Ты спасла меня.
— Ты тоже когда-то спасла меня, — ответила Лена, — Тогда, в 42-м. Когда Гиммлер решил избавиться от меня после смерти Гейдриха. Посоветовала взять с собой сопровождение. Я все поняла про зенитки — они не случайно выстрелили. Они стреляли по мне. Но в данном случае благодари Скорцени. Это он всех нас поднял. А теперь не мешай, — Лена высвободилась из ее объятий, — посадка — это всегда приятное, но непростое дело. Четвертый, идем на посадку. Десятка, слышите? Вы живы? Я за весь полет Вас не слыхала. Посадка. Прием.
— Вас понял. Слушаюсь, — бодро откликнулся Хартман.
— Вас понял, — подтвердил разведчик. — Прием.
Начальник оперативно-розыскной группы Управления контрразведки фронта майор Туманов и его помощники вернулись далеко за полночь. Встретившись с майором на лестнице, Наталья Голицына едва не опрокинула на себя большой эмалированный чайник с кипятком, в котором собиралась заваривать чай для маршала Василевского и его штабистов.
Сердце девушки замерло. Застыв на лестничной площадке, она смотрела на приближающегося майора и… боялась даже подумать: неужели поймали? Вот сейчас Туманов похлопает ее по плечу, как обычно. А потом вызовет для перевода на допросе.
Как она встретится с ней? Как посмотрит в ее зеленые, печальные глаза, как посмеет посмотреть в них?
Но майор молча прошел мимо, даже не обратив на Наталью внимания. Ей показалось, он был очень расстроен. Быстро поставив чайник на плиту и совсем позабыв о заварке, Наталья поспешила вслед за майором, лихорадочно подыскивая предлог, чтобы проникнуть к разведчикам. Ей повезло: один из заместителей начальника контрразведки, увидев ее, сразу призвал к себе и попросил перевести недавно захваченную немецкую документацию. «Как раз кстати, Наталья Григорьевна, — довольно заметил он, — хотел звонить».
«Да, очень кстати», — мысленно согласилась с ним Наталья. Отстукивая на разбитой машинке печатный перевод для представления командующему, Наталья в приемной начальника Смерш слышала, как тот распекал майора и его особистов за то, что они упустили «таких важных фрицев». Досталось летчикам, зенитчикам и, как ни странно, даже минерам.