— Мари, — Этьен протянул руку и легко коснулся ее волос. Маренн прижала его ладонь к своей щеке.
— Это я. Совсем седая стала твоя Мари теперь, — проговорила почти шепотом.
— Я любил тебя тогда, Мари, — признание его запоздало на четыре года.
— Теперь я это знаю, — Маренн наклонилась и поцеловала его в обезображенные губы.
— Мы не должны отчаиваться, Этьен, — прошептала она, не отводя лица. — Ведь все-таки мы остались живы.
— Живы… — он словно эхом повторил за ней.
Теплый южный ветер овевал их лица. Откинув волосы, Маренн, волнуясь, расстегнула пуговицы его мундира, потом сорвала с себя гимнастерку и прижалась обнаженной грудью, располневшей после родов, к его искореженной осколками железа груди. Он вздрогнул, какая-то живая искра пронеслась по его телу… Пронеслась и… потухла. Он отстранился.
— Все это бесполезно, Мари, — услышала она его голос. — Все кончено.
— Ничего не может быть кончено, пока мы живы, — воскликнула она, обнимая его голову. — Ведь жизнь не кончена, Этьен. Ведь я с тобой, — она взяла его руки и положила себе на плечи — они безвольно соскользнули вниз по ее обнаженной спине.
— Зачем, Мари? Я скоро умру, — простонал он.
— Нет, я не хочу! — Маренн вскрикнула, пытаясь перекричать завывание усилившегося ветра в ветвях. — Я не хочу, ты слышишь!
Ломались под ветром сучья, падала ей на волосы обугленная кора.
— Я не хочу! — кричала она, тряся его за плечи. — Ты слышишь! Я буду здесь, с тобой. Я никуда не уеду. Не надо, Этьен!!
— Мари, голубка… Что же тут поделаешь, Мари, — он еле слышно прохрипел, и ветер совсем заглушил его слова. По движению губ она поняла, что он сказал, и, не сдержав рыдания, приникла головой к его груди, обжигая слезами еще не зажившие шрамы.
Всю ночь она пролежала рядом с ним на постели, прижавшись щекой к его плечу. Он тихо лежал на спине, почти не шевелясь, глядя в потолок бессонными глазами. За окном стрекотали цикады, вязко-сладким ароматом благоухала глициния. Луна оранжевым фонарем повисла в черном бархате небес. Под ее мягким струящимся светом заливались в саду трелями соловьи. Ветер стих. Воцарилась тишина.
«Совсем как в детстве», — подумала тогда Маренн. Вдруг Этьен спросил ее:
— Что это за птицы поют, Мари?
— Это соловьи, Этьен, ты разве не помнишь? — она приподнялась на локте и обняла его обнаженный торс.
— Не помню, — тихо сказал он. — А что это стрекочет?
— Цикады…
— Тоже не помню. Я почти ничего не помню, Мари.
— А где мама?
— Мамы нет, — Маренн растерялась, — Она давно умерла.
— Умерла… — он снова замолчал. Маренн положила голову ему на грудь. Теперь она уже окончательно решила для себя, что никуда не поедет. Она не может оставить его здесь одного. Она будет лечить его, любить, она выдержит, — со временем станет легче. С улыбкой она заснула, прижимаясь лицом к его груди. Проснулась же она под утро от пронизывающего холода и не могла понять, что случилось.
Стояла душная южная ночь, ни дуновения ветерка не залетало в распахнутые окна, и все-таки было очень холодно. Она вдруг ощутила, как ледяные клещи охватывают ее с ног до головы — ее бил озноб, холодный пот страха струился по щекам. Рядом с кроватью в колыбельке, проснувшись, заплакал Штефан. Маренн поднялась с постели, подошла к сыну. Здесь уже не было холодно. Она почувствовала запах цветов, тепло ночи окутало ее, согревая. Укачав сына, она повернулась к Этьену. Он все так же лежал, неподвижно уставившись в потолок безжизненно-невидящими глазами. Маренн подошла к нему, взяла его за руку, и… тут же бросила. Ужас охватил ее — теперь она поняла, откуда шел этот могильный холод: холод шел от него.
Этьен был мертв. Он тихо умер ночью, не потревожив ее, не причинив ей ни малейшего беспокойства. Отпущенного ему войной времени хватило лишь на то, чтобы вернуться домой, попрощаться с Родиной, встретиться и попрощаться с ней, со своей любовью. Война снова забрала его к себе. Последняя ниточка, связывавшая Маренн с прошлым оборвалась. Теперь ей предстояла разлука с Родиной.
Ноги больше не держали ее. Грозя кому-то невидимому и немилосердному, Маренн со стоном упала на колени перед кроватью, уткнувшись лицом в матрас и прижимала к губам его безвольно повисшую холодную руку.
Наутро вместе со старухой Гранж они похоронили Этьена на сельском кладбище рядом с отцом. Его награды она сняла с кителя и отвезла в замок де Лиль-Адан. Там она положила их под стекло, где хранились рыцарские звезды и кресты ее предков. Глотая слезы, в последний раз она усыпала цветами вербены свежий холмик его могилы.