— Этого не будет, — Скорцени почти грубо оборвал его и отошел от окна. Бросил окурок в пепельницу, подошел к открытому роялю, взял несколько аккордов из Вагнера. Потом снова достал сигарету, закурил ее от огня одной из трех высоких свечей в канделябре, стоявшем на рояле, и, продолжая играть, произнес уже значительно мягче:
— Впрочем, все это не имеет значения. Главное — чтобы она хорошо поработала на нас.
Пристально наблюдавший за ним Науйокс с сомнением покачал головой, отметив, что небрежность тона оберштурмбаннфюрера вовсе не соответствует его жесткому, раздраженному взгляду, который он пытался скрыть, глядя на клавиатуру, но промолчал.
В гостиную вошла Ирма с подносом. Почувствовав напряжение, улыбнулась и, чтобы разрядить обстановку, предложила, расставляя приборы:
— Садитесь за стол, господа офицеры. Сейчас я принесу горячее.
В небольшом уютном кафе на улице Гогенцоллерн в одиннадцать часов утра штандартенфюрер СС Альфред Науйокс ожидал Скорцени на традиционный утренний кофе.
Сегодня оберштурмбаннфюрер явно запаздывал. Алик уже прочитал газету, обсудил с кельнером последний футбольный матч, выпил две чашки крепчайшего черного кофе, заказал третью и нетерпеливо поглядывал на часы, так как через двадцать минут у него на Дельбрюксштрассе было назначено совещание руководителей подразделений.
Наконец с поворота на Беркаерштрассе стремительно выехал «мерседес» и резко затормозил перед витриной кафе. Оберштурмбаннфюрер вышел из машины и мгновение спустя вошел в зал через услужливо распахнувшиеся перед ним стеклянные двери.
С любезной улыбкой кельнер принял его плащ и фуражку.
— Кофе, крепкий как обычно, — бросил Скорцени на ходу и подошел к столику, за которым сидел Науйокс.
— Я вижу, ты уже поел, — сказал он, садясь напротив.
— И даже попил, — Алик отложил газету и усмехнулся: — я бы не сказал, что ты сегодня очень рано.
— Извини. Меня вызвал шеф.
— Что-нибудь срочное?
— Да, о Маренн. А где Ирма? Я настолько опоздал, что она уже уехала?
— Она и не приезжала, — ответил Алик грустно. — Отдыхает дома. Плохо спала всю ночь, опять у нее приступ… Так что же Маренн? — он перевел разговор на прежнюю тему. — Или меня это уже не касается? — осведомился с ехидцей.
— Напротив, — сообщил Скорцени, размешивая кофе, поставленный перед ним кельнером. — Шелленберг имел вчера вечером разговор с рейхсфюрером по поводу ее. Уже готовы все документы, получено согласование с Мюллером — соизволил все-таки снизойти. Завтра утром фон Фелькерзам поедет и заберет ее из лагеря.
— А почему фон Фелькерзам? — спросил Алик с явным недоумением. — Почему не ты, или хотя бы Раух?
— Это было второй частью нашей беседы, — ответил ему Скорцени сдержанно. — Мне поручено срочное задание. Сегодня вечером я уезжаю. Раух поедет со мной. Так что ты увидишь ее здесь, в Берлине, быстрее, чем я, Алик.
— Когда же ты возвращаешься?
— Надеюсь, что через несколько дней. Знаешь, — Скорцени внимательно посмотрел на Науйокса, — я никогда ничего не боялся. Никогда не думал, вернусь ли я, буду ли жив. Был просто уверен, что вернусь — иначе и быть не может. Мне было будто наплевать. А сейчас мне очень хочется вернуться. Хочется увидеть Маренн здесь, среди нас. И как можно скорее. У меня к тебе просьба, Алик.
— Слушаю, — быстро откликнулся тот.
— Ты понимаешь, что когда Маренн привезут, ей будет очень трудно в первое время среди совсем еще недавно враждебных ей людей, в незнакомой обстановке. И хотя сначала она будет общаться исключительно с Шелленбергом, его ближайшим окружением и своими коллегами из клиники де Криниса, которые, конечно же, будут надлежащим образом проинструктированы, неизвестно, как сложатся у них отношения. Знаешь сам, ей предстоит нелегкий выбор. Мне бы хотелось, чтобы это время, пока меня не будет, Ирма побыла с ней. Она — мягкий, тактичный человек и совершенно нейтральна в данной ситуации. Мне кажется, они найдут общий язык. Она могла бы помочь Маренн советом на первых порах, поддержать ее…
— Это без вопросов, — согласился Науйокс. — Надеюсь, что к вечеру Ирме станет лучше. Но как отнесется Шелленберг к такой самодеятельности?
— Я говорил с ним предварительно. Он дал добро.
— Тогда, конечно. Мы все сделаем, не волнуйся, — пообещал Науйокс.
— Спасибо, Алик.
Госпожа оберштурмбаннфюрер…