– Да, – с некоторой неохотой ответил Тембо. – Что будет с солдатами Верховного Совета? Их будут судить? Какое их ждёт наказание?
Он посмотрел на Саймона, и вскоре его примеру последовали остальные. Тот поджал губы. Он категорически не хотел принимать это решение, но в том и была прелесть совета – они работали сообща. За ним не будет последнего слова. И не только за ним.
– Я считаю, – медленно произнёс он, – что солдаты должны ответить за свои преступления.
– Предлагаешь их казнить? – спросил Экон, и Саймон не понимал, относится он к этому с опаской или с опасливым одобрением.
– Не… знаю, – честно ответил он. – И я не хочу, чтобы это решение осталось за мной. Думаю, никто не захочет. Но если мы казним всех, кто выступил против нас, – даже тех, кому лгали и кто просто исполнял чужие приказы… Мне кажется, мы рискуем разжечь войну на многие поколения.
Ви кивнула.
– Они оступились, – сказала она, – но у них тоже есть семьи.
– И они уже потеряли силы, – добавил Дмитрий. – А это самое тяжёлое наказание для анимоксов.
– А что делать с теми, кто убивал и калечил своих сородичей? Или невинных животных, которые на них полагались? – сказала Йара, и Саймон знал, что она подразумевает соплеменников и животных, погибших, когда Вадим с Советом Южной Америки отравили реку.
Дельфина, сидящая рядом с близняшкой, положила ладонь на руку Йары.
– Те, чьи преступления мы сможем доказать, заплатят за них, – сказала она. – Но те, кто просто выполнял приказы и готов посвятить жизнь служению обществу… милосердие – это не так уж и плохо. Если мы казним всех до единого, то в глазах общественности станем просто убийцами.
– А мы не убийцы, – сказала Эмилия, которая стояла прямо за Бэком, явно готовая собственными руками запихать его обратно в аквариум. – Это Верховный Совет убийцы. И Вадим тоже.
– Что, кстати, насчёт Вадима? – вклинился Экон.
– Он умер, гений, – вскинула брови Суюки. – Или ты не слышал, как Одичалые спорили, насаживать его голову на кол или нет?
Саймон содрогнулся. Он не слышал, и лучше бы так оно и оставалось.
– Нет, но Шарлотта Рот его убила, – сказал Экон. – Как мы это объясним? Тоже отдадим её под суд?
Настроение в кругу резко стало пасмурным, и все посмотрели на Бэка и Эмилию. Брат и сестра одновременно нахмурились: явно хотели защитить сестру, но понимали, что Шарлотте не обязательно было убивать его. Она сама так решила.
– Она портит нам репутацию, – согласился Наследник из Индии – кажется, его звали Агастья.
– Но она даже не Наследница, – возразила Суюки. – Давайте честно: мы все в пылу битвы поступали не самым приятным образом…
– Но это была самозащита, – сказал Экон. – А не хладнокровный расчёт. Жители Аништадта боятся нас из-за таких, как она, и никого не волнует, что она не Наследница. Вадима нужно было судить…
– Вадим – чудовище, – прорычала Яра, вскочив на ноги. – Он заслуживал тысячи смертей.
– Не спорю, – сказал Экон. – Но Шарлотта не имела права…
– Хватит!
Голос Эмилии эхом разнёсся по тронному залу, и все замолчали. Она дрожала – вода в аквариуме плескалась, и Саймон, поднявшись, осторожно забрал его у неё и поставил на пол.
– В этой войне мы все чего-то лишились, – дрожащим голосом сказала Эмилия. – Все чем-то пожертвовали. Но моя сестра потеряла больше, чем многие из нас, вместе взятые. Мы много лет думали, что нашего брата убили за то, что он был Наследником, и Шарлотте… ей пришлось пережить это повторно, когда Вадим попытался меня убить, а я исчезла, не попрощавшись. Она даже не знала, что со мной всё в порядке. На её глазах умер отец. Мы думали, что после смерти Бэка лишились матери… – Она покачала головой. – От нашей семьи ничего не осталось…
– Но ты жива, – возразила Хоси, Наследница, с которой Саймону пришлось сражаться на второй день пребывания в Убежище. – И Бэк тоже.
– Это не уменьшает её страданий, – сказала Эмилия. – Не уменьшает всей боли, которую она пережила…
– Весь город считает, что мы убили Вадима из мести, – сказал Экон. – Они думают, что мы её поддерживаем. Вы видели его тело? Как оно изуродовано?
– Вас там не было.
Бэк хрипел, и хотя говорил достаточно тихо, все замолчали. Даже Экон.
– В ту ночь на балконе было четыре человека, – продолжил Бэк, и каждое слово давалось ему всё с большим трудом. – И поскольку один из них мёртв, а двоих здесь нет, остаётся только один, которого стоит послушать. Можем спорить и ругаться весь день, но меня интересует только одно мнение. И что бы он ни сказал, – добавил Бэк голосом, дрогнувшим от усилия и плохо скрываемых эмоций, – я ему поверю.