— За Нати!
— За Нати, Флорес, и за его друзей!
— Да. Он точно был бы горд, увидев, как Стен танцует, — пошутила Висиния.
— Непременно, — смеясь, подтвердила Флорес. — Это особенное зрелище. Он такой опытный воин, и я спрашиваю себя, почему он так плохо танцует.
— Отсутствие практики. И пара кубков вина…
— Вообще-то он умеет танцевать, нас учили в детстве. Но в его состоянии ему лучше сидеть.
— Я никогда не видела, чтобы он танцевал, — тихо сказала Висиния. — Видела только, как он сражается.
— Такова его жизнь, — заявила Флорес. — У него никогда не остается времени.
— Для чего?
— Для жизни, Висиния. С тех пор как он научился держать оружие, он носится по Влахкису и машет мечом. За твою сестру, за влахаков, за свободу, за черт его знает что.
— Твои слова звучат горько, — тихо сказала Висиния и посмотрела на Флорес, которая в этот момент выпила большой глоток вина, но затем отставила кубок с отвращением.
— Эта штука ужасна на вкус, — констатировала наемница и посмотрела на Стена, который вместе с Костином смеялся над какой-то шуткой, которую она пропустила.
— Когда ты уходишь? — неожиданно поинтересовалась Висиния.
Флорес быстро собралась с мыслями и ответила:
— Завтра. Меня здесь больше ничего не держит. Или война придет сюда, или вы двинетесь ей навстречу.
— Скорее всего, мы попытаемся отсидеться за стенами и пережить атаку.
— Это ему не понравится, — пошутила Флорес, кивнув в сторону брата.
— Наверное, нет. Но это единственно возможный способ. Куда направишься?
— Не знаю. На восток. Или вообще прочь отсюда. Прочь из страны, в которой каждая пядь земли пропитана кровью.
— Ты хочешь покинуть родину? Друзей, семью? — ошеломленно спросила Висиния.
— А кто из присутствующих здесь выживет в ваших битвах? — горько спросила Флорес. — Каждый второй? Каждый третий? Стен? Костин? Ты? И что мне делать? Ждать и хоронить мертвых?
— Борись с нами, — почти с мольбой ответила Висиния. — Нам нужны такие, как ты.
— И как Нати? — холодно спросила Флорес.
— Он боролся за свои убеждения.
— Да, так оно и было. Благодарен ли ему народ? Сколько влахаков будет бороться против Цорпада? Сколько спрячется и будет выжидать? Кто выйдет победителем?
— Люди боятся, Флорес.
— Оставь меня в покое, Висиния. Я приняла решение. Я похоронила Нати. Меня не будет здесь, когда кто-то будет рыть могилы для вас.
— Ты боишься, — подытожила Висиния и удивленно посмотрела на Флорес. — Ты боишься потерять друзей. Поэтому ты покидаешь их, чтобы не видеть их смерть. Чтобы боль…
— Я сказала, оставь меня! — яростно крикнула Флорес и, покачиваясь, встала. — Что ты знаешь? Мои родители…
Не в состоянии продолжать, она отвернулась и вышла из комнаты. «Здесь чертовски душно», — подумала она, вытирая со лба пот. В поисках свежего воздуха она побежала по коридорам мимо стен, которые были увешаны дорогими гобеленами, и наконец отыскала дверь, которая вела во внутренний двор. Там она смогла глубоко вздохнуть. «Она не понимает меня, — подумала Флорес, — и никогда не понимала».
Ночи стали холоднее, тонкая одежда не защищала Флорес. Над ней в ясном небе сверкали тысячи звезд, и большая, яркая луна освещала маленький сад с несколькими деревьями и кустами. До нее доносились пьяные песни прощального вечера, но в остальном крепость в Дезе была погружена в тишину. Уже давно перевалило за полночь. Во время пения, пьянства и разговоров Флорес утратила чувство времени. Но желание петь и пить уже прошло, и она пожалела о том, что предоставила свою комнату для праздника. «Ничего, я найду где-нибудь себе кровать, — подумала она и обхватила себя руками. — А завтра я встану на рассвете, и все останется в прошлом».
— Там стало слишком жарко, — неожиданно прозвучал голос Стена, и она обернулась.
Ее брат выглядел помятым, на худое лицо упало несколько прядей, а на рубашке виднелись пятна от вина, но в целом он казался значительно трезвее, чем был в помещении.
— Да, — коротко ответила Флорес и опустила взгляд.
— Ты вернешься? — спросил он и положил руку ей на плечо.
— Думаю, нет. Я устала, и мне больше не нравится вкус вина и крови, — объяснила Флорес брату-близнецу.
— Будешь прощаться? — неожиданно спросил Стен и пристально посмотрел на нее.
— Что? Конечно, я хотела попрощаться, — солгала Флорес и вывернулась из объятий брата. — Я уезжаю завтра.
— Понимаю. Куда?
— Не знаю… Из Мардева… Наверное, на восток, на север не тянет. А что ты будешь делать?
— Как это что? — удивленно переспросил Стен. — Останусь здесь и буду сражаться.
— Я имею в виду Висинию, — уточнила Флорес.
Стен вздрогнул.
— Я не могу что-то… делать, — помедлив, ответил он.
— Ерунда. Поговори с ней.
— Ну хорошо, — сказал он. — Поговорю. Мы увидимся завтра?
— Я выезжаю рано, — ответила Флорес, на этот раз правду. — Возможно, будет даже лучше, если мы попрощаемся сейчас.
Стен молча заглянул в ее глаза, и Флорес смогла увидеть в них бездонную печаль. Но она улыбнулась и сказала:
— Удачного пути тебе, Стен.
— И тебе удачного пути, Флорес, — ответил Стен хрипло. Казалось, он хотел еще что-то добавить, но потом резко развернулся и твердым шагом двинулся назад, в крепость.
Флорес осталась одна под огромным звездным небом, дрожа от холода, и подумала: «Удачного пути тебе, Стен. Будь осторожен». Затем пошла следом за братом и поняла, что уже очень скоро их жизненные дороги разойдутся и, возможно, больше никогда не пересекутся.
51
— Как такое могло произойти? — гремел Хродгард, сын Хальдигиса, в неукротимом гневе. — Это непостижимо!
Гномы-воины, стоявшие перед ним на коленях, с невозмутимыми лицами молчали, позволяя верховному полководцу обрушиваться на них с гневными тирадами. Ни один из них не остался невредим, а военачальнику Анспранду с трудом удавалось стоять прямо. У ног воина медленно натекала темная лужа крови, что Хродгард с удовольствием отметил. «Он сражался в первых рядах, чтобы отмести любые подозрения в трусости. Он повел воинов в бой, как и подобает военачальнику».
— Докладывай, Анспранд, — потребовал он от подчиненного, который, кривясь от боли, сообщил следующее:
— Мы были в патруле в нижних шахтах. Наши лазутчики сообщили о следах троллей. Мы были внимательны и готовы к битве.
Неопределенным бурчанием Хродгард дал понять, что его это обрадовало. По всей вероятности, Анспранду было трудно говорить, но он продолжил:
— Действительно, мы встретили троллей, где-то на северо-запад от наших лесов. Я сразу же послал гонцов за подкреплением, и мы напали на врага, не давая ему уйти.
— Очень хорошо, очень хорошо, — ответил полководец. — Сколько выродков там было?
— Сначала не было и дюжины, господин. Мы оттеснили их назад и убили одного, но потом появилось очень много троллей, и мы вынуждены были отступить. Их было несколько дюжин. Они преследовали нас, и мы понесли потери. Когда стало очевидно, что подкрепление не прибудет вовремя, я собрал отряд добровольцев, которые преградили путь троллям. Остальных собрал, и мы вернулись сюда.
— Добровольцев? — опасно тихо спросил Хродгард.
— Да, господин. Семнадцать, хорошее число. Они выиграли время, которое было нужно, чтобы доставить вам сообщение.
— И ты сбежал вместе с остальными?
— Сбежал? Нет, господин, я… — в отчаянии начал было Анспранд.
Но Хродгард перебил его:
— Никаких отговорок, военачальник! Ты сбежал с поля боя!
— Да, господин, — ответил Анспранд и повесил голову.
Тем самым он перед своими воинами и многими свидетелями признал, что подвел своих солдат. «Его мечты о моей должности погибли вместе с семнадцатью героями, которых он оставил, чтобы спасти собственную шкуру. Какой настоящий гном последует за командиром, который не готов отдать свою жизнь за соратников? Он должен был умереть, но для этого он слишком честолюбив!»