При нем были цветные фотографии стройной темноволосой улыбающейся женщины и двух мальчиков разного возраста, одному около года, другому лет шесть. Не следует без особой надобности раздражать любого члена любой местной силовой структуры, занимающего в ней солидное положение. У меня было предчувствие, что очнется он в крайней степени раздражения.
Пенни вышла из ванной с чисто вымытым лицом. Она отклеила длинные черные ресницы и где-то бросила. Плакать перестала, но пребывала в трагическом и унылом состоянии.
Как раз в этот миг господин адвокат издал стон и попробовал сесть. Считая полезным произвести на обоих небольшое, но незабываемое впечатление, я подошел, схватил его, вздернул и бросил в черное кресло. Будучи крупным, мясистым, он испытывал потрясение и изумление. Я, конечно, проделал все это без всяких усилий. В результате заныли задние зубы, расплющились позвонки, руки выскочили из суставов, образовалась двойная грыжа, но, Богом клянусь, я справился без заметных усилий.
– Вот теперь можно мило беседовать, – заключил я.
– ., твою …, в!.. – отвечал он.
Я дружелюбно улыбнулся:
– Может, мне позвонить миссис Холтон, предложить ей прийти составить нам компанию? Может, она нам поможет разговориться?
И мы мило побеседовали.
Глава 8
Оказалось, что мисс Пенни Верц была преданной и старательной медсестрой в кабинете некоего доктора Стюарта Шермана, который вел общую медицинскую практику, но имел и особые интересы, нередко склонявшие его к пренебрежению основной работой.
В начале июня, три месяца назад, доктор Шерман пришел в кабинет субботним вечером. Пенни знала, что он спешит привести в порядок записки для завершения наброска статьи о применении искусственного сна в лечении зависимости от барбитуратов.
Доктор, вдовец лет пятидесяти пяти, имевший живущих в других штатах взрослых женатых детей, жил один в небольшой квартире. Некоторые исследования проводил там, остальные – в задней комнатке при своем небольшом кабинете. Тело обнаружили только после прихода на службу Пенни в обычное время, в десять утра, в понедельник.
Оно лежало на столе в процедурной, с закатанным на левой руке рукавом белой рубашки. Резиновый жгут, который, видимо, перетягивал левую руку над локтем, чтобы легче было попасть в вену, был распущен, но остался на месте, придавленный рукой. На столе стоял пустой пузырек и пустой шприц с иглой для инъекций. И в маленьком пузырьке с резиновой пробкой, и в шприце присутствовали следы морфина. Сейф с наркотическими препаратами был открыт. Ключ лежал у доктора в кармане. На шприце и на пузырьке обнаружили его фрагментарные отпечатки. За пустым пузырьком валялся кусочек хирургической ваты со следами крови, растворенными в спирте. Проведенное окружным медицинским экспертом вскрытие показало, что смерть, с достоверной медицинской определенностью, наступила от сильной передозировки морфина. По свидетельству Пенни, ничего больше из сейфа с наркотиками не пропало, равно как и из других запасов лекарств, используемых для лечения пациентов. Она не могла лишь сказать, исчезло ли что-нибудь из задней комнатки, где хранились препараты, специально заказанные доктором Шерманом для экспериментальной работы.
Входную дверь отперла Пенни, придя на работу.
К тому времени я уже развязал Рика Холтона. Он вел себя гораздо лучше, а проволочные путы причиняют боль.
– Одно время, – рассказывал он, – я был помощником генерального прокурора здесь, в округе Кортни. Вышло так, что генеральному прокурору достался целый судебный округ из пяти административных округов, поэтому он поставил в каждом помощника прокурора. Должность выборная. Я решил больше не баллотироваться. Государственный прокурор сейчас тот же самый, Бен Гаффнер. Я, как только услышал о предположительном самоубийстве Стью Шермана, в тот же день сказал Бену, что просто никогда этому не поверю. Ну, черт возьми, сделали аутопсию, шериф Тарк провел расследование, передал дело Гаффнеру, и Бен объявил: мол, ничто в мире не заставит его себя выставить полной задницей, пытаясь представить Большому жюри присяжных что-нибудь, кроме самоубийства, которое, по его мнению, и произошло.
– Доктор не мог покончить с собой! – вставила Пенни.
– и я так же думал, – подтвердил Рик. – Поэтому после закрытия дела решил потратить свободное время на расследование. Бен дал неофициальное благословение. Когда я впервые расспрашивал Пенни, выяснилось, что у нее точно такое же мнение.
Значит, вот каким образом начался их роман. Из услышанного во время притворной отключки я понял, что был он несладким. А сейчас они очень натянуто друг с другом держались, затаив приятное чувство обиды.
Считая натянутость их отношений помехой в общении со мной, я решил снять их с крючка и сказал Холтону, что, почуяв неладное по вкусу джина, хотел заставить ее хорошенько струхнуть и, возможно, внушить, как опасно порой выдавать себя за проститутку. А для этого стащил платье и лифчик.
– Она здорово сопротивлялась, – добавил я. Он несколько повеселел:
– Ясно. Значит, вы меня заставили разозлиться до чертиков, чтобы я отвлекся от вас. Неплохо, Макги.
– Будь мне известно о вашей принадлежности к адвокатуре и членстве во всех клубах города, я не стал бы на вас набрасываться. Только выхода не было, а калибр у вас очень опасный. Но почему вы пришли ко мне? Я уже говорил, что никогда даже не слышал про доктора.
И он изложил обобщенные результаты расследования, демонстрируя методичность и профессиональное знание правил дачи свидетельских показаний. С помощью Пенни он нашел двух человек, видевших, как в субботу из кабинета доктора Шермана поздно вечером выходил очень высокий мужчина. По словам одного, в одиннадцать тридцать. По словам другого, вскоре после полуночи. Пенни знала, что доктор, работая над исследовательским проектом, не отвечает на телефонные звонки. Автоответчик в тот вечер не зарегистрировал никаких звонков. Один из свидетелей заметил, что мужчина сел в стоявшую поперек улицы темно-синюю или черную машину, с виду новую, и уехал. Свидетелю показалось, что номера на машине флоридские, но число перед дефисом однозначное, а не двузначное, как полагается в округе Кортни. Рик собрал показания и занес в свое личное досье.
– А при чем здесь Том Пайк? – спросил я.
– Я искал мотив. Пару раз слышал, будто Стью умер в дьявольски неподходящий для Тома момент, мол, из-за этого он может здорово погореть на некоторых своих сделках, и думаю, не прикончил ли кто-нибудь доктора, просто чтобы напакостить Тому. Понимаете, Шерман был семейным врачом Пайков, и, когда Том два года назад открыл “Девелопмент анлимитед”, Стью вложил туда много денег. Он всегда хорошо зарабатывал вдобавок к оставленному женой после ее смерти три года назад. Том дал Стью и другим участникам первых сделок несколько замечательных шансов. Прибыль поистине фантастическая. Деньги всегда хороший мотив. Поэтому я долго беседовал с Томом. Сначала он мне ничего не хотел говорить, заявлял, что все отлично. А как понял, к чему я клоню, страшно забеспокоился и раскололся. Доктору полностью принадлежали три больших участка земли к востоку от города. Том работал над четвертой сделкой, и Стью предварительно договорился занять в банке крупную сумму, предложив в качестве обеспечения свои первые три участка. Заручившись согласием банка, Том пошел дальше и сколотил группу для четвертой сделки. Теперь он не только попал в суровый переплет с этой сделкой, но вдобавок из-за налога на недвижимость вмешалось налоговое управление, заморозило собственность доктора на три других участка и фактически может издать приказ об их продаже ради уплаты этого налога. По словам Тома, Шерман не мог выбрать более неудачный момент – не только в смысле спасения собственной недвижимости, но и в смысле возможных последствий для остальных участников всех четырех синдикатов. Сказал, придется влезть в долги, чтобы спасти все дело от полного развала.