– Когда будете составлять завещание, мистер Макги, оставьте немножечко миссис Имбер.
– Кто это?
– Экономка. Проверяла работу горничных. Открыла вашу дверь служебным ключом в четыре плюс-минус десять минут, Вы храпели в кровати.
– Кажется, я очень правильно сделал.
– В высшей степени. Позвольте огласить небольшую записку. Я скопировал ее с оригинала, который находится в лаборатории. Вот что в ней сказано… Кстати, находилась она в запечатанном конверте, адресованном мистеру Т. Макги, номер 109. Мы проверили несколько мест, где имеется номер 109, который занимает Макги. Оказалось, вы тут. Вот что в ней сказано: “Милый, как насчет платы за грех? В любом случае это была его очередная грязная мыслишка, я совсем забыла, теперь возвращаю. Проснулась, не могла заснуть, полезла в сумочку за сигаретами и нашла. Почему не могла заснуть? Ну, черт возьми. Рассуждения, доводы, воспоминания о нас с тобой… Слишком перетрудилась для спокойного сна. Может быть, надо с тобой кое-что обсудить. То, что С.Ш. говорил насчет памяти и механических навыков пальцев. Я должна в восемь заступить на смену, заменить подружку. По пути брошу записку. Ни один нормальный мужчина не станет ждать девушку на больничной стоянке в воскресное утро в четыре пятнадцать. Правда? Правда? Правда?” Читал Стейнгер плохо.
– Подписано инициалом, – добавил он. – “П”. Никогда о такой не слышали?
– Пенни Верц.
– Сотня баксов – плата за грех, Макги?
– Просто не очень смешная шутка. Личная и интимная. Наденбаргер разглядывал меня как мясник, выбирающий кусок для рубки.
– Шрамы в армии заработали?
– Кое-какие.
Гнусная ухмылка Наденбаргера не очаровала меня.
– Ну и как она, Макги? Аппетитный кусочек?
– Заткнись, Лью, – устало и терпеливо сказал Стейнгер. – Давно знаете мисс Верщ, Макги?
– С тех пор, как познакомился в баре вчера вечером. Можете спросить бармена. Его зовут Джейк.
– Горничная предполагает, что у вас здесь прошлой ночью была женщина. Значит, подтверждаете, что это медсестра.
Потом, около полудня, вы ее отвезли домой. Заходили с ней вместе?
В моем подсознании на горизонте возникла нехорошая тучка. – Давайте заканчивать игры, – предложил я.
– Она не говорила, никто не мог ее поджидать? – спросил Стейнгер.
– Назову имя, когда перестанем играть в игры. Стейнгер полез во внутренний карман запятнанного светло-коричневого пиджака, вытащил конверт, вынул несколько цветных полароидных снимков, протянул мне, предупредив:
– Это не официальные фотографии. Я их сделал для своего личного досье.
Снимал он со вспышкой. Она лежала на полу в кухне, левым плечом упираясь в тумбу под раковиной, закинув голову назад. В сине-белом клетчатом халате с поясом. Обе полы разошлись, обнажив правую грудь, бедро, ляжку. В горло были глубоко воткнуты сомкнутые лезвия кухонных ножниц. Под телом расплылась широкая лужа крови. Бескровное лицо казалось бледнее и меньше, чем помнилось; на бледном фоне ярче выступали веснушки. Кто-то нанес ей четыре удара под разным углом. Я сглотнул вставший в горле комок, вернул фотографии.
– Сообщение поступило в восемь тридцать вечера, – сказал Стейнгер. – Она обещала подменить другую сестру, у которой был ключ от ее квартиры, так как она могла проспать. Другая сестра живет в одном из домов напротив. Согласно мнению окружного медицинского эксперта, время смерти шестнадцать тридцать плюс-минус двадцать минут. На основании свертываемости крови, температуры тела, состояния нижних конечностей и окостенения шеи и челюстей.
Я снова сглотнул.
– Это.., ужасно.
– Я заглянул в кастрюльку в духовке, не готовила ли она еду. Поднял крышку, а там плавает запечатанная записка, словно она ее спрятала в спешке в первое попавшееся место. Как будто не хотела, чтоб дружок прочитал адресованное вам письмо. Думаете, он знал, что она провела ночь в вашем номере?
– Возможно. Не знаю.
– Она беспокоилась насчет его?
– Слегка.
– Просто на случай, если их двое, может быть, назовете известное вам имя?
– Ричард Холтон, адвокат.
– И все?
– Я бы сказал, он был ее единственным другом. Стейнгер с обескураженным видом вздохнул:
– И у нас те же сведения. А он нынче повез жену в Веро-Бич к ее сестре. Уехал утром около девяти. Часа полтора назад позвонили туда, а они часов в восемь отправились обратно. Сейчас уж должны быть дома. Городок у нас маленький, Макги. Мистер Холтон с этой убитой медсестрой подняли шум из-за того, что смерть доктора Шермана объявлена самоубийством. Думаю, это его инициалы в записке – “С.Ш.”?
– Да. Она мне рассказывала про доктора.
– А что это.., постойте-ка.., вот: “…говорил насчет памяти и механических навыков пальцев”?
– Для меня это не имеет ни малейшего смысла.
– Может, как-нибудь связано с ее неверием в самоубийство?
– Понятия не имею.
– Дурно стало от фоток? – спросил Наденбаргер.
– Заткнись, Лью, – буркнул Стейнгер.
Было за полночь. Зазвонил телефон, я взглянул на часы. Стейнгер знаком велел мне взять трубку, подошел поближе, наклонился, прислушиваясь.
– Тревис? Это Бидди. Я только что пришла домой. Том нашел ее минут двадцать назад.
– С ней все в порядке?
– По-моему, да. Обыскали практически весь округ, а потом он увидел ее приблизительно в миле отсюда. Бедняжка вся искусана, опухла и чешется до безумия. Том ее сейчас купает, а потом мы подключим “Дормед”. Сон для нее сейчас лучше всего на свете.
– Что подключите?
– Аппарат для электротерапии. Отлично на нее действует. И.., спасибо за заботу, Тревис. Мы оба.., очень признательны.
Я положил трубку, Стейнгер, несколько удивленный, поднялся.
– Вы и с Пайками тоже знакомы?
– Давно знаю его жену и ее сестру. И их мать.
– Она ведь недавно скончалась?
– Верно.
– Нашли они эту чокнутую жену? – полюбопытствовал Наденбаргер.
– Том Пайк отыскал ее.
Наденбаргер медленно покачал головой:
– Ну, это действительно штучка, клянусь Богом! Эл, никогда не забуду, какой у нее был видок прошлой весной, когда она два дня пропадала, а три брата Телаферро все это время держали ее в грязном чуланчике в гараже для грузовиков, накачивали спиртным и без конца трахали бедную чокнутую, пока она, честное слово, не истаскалась так, что Майку с Сэнди пришлось на носилках вытаскивать…
– Заткни свою поганую пасть, Лью! – рявкнул Стейнгер.
Наденбаргер обиженно посмотрел на него:
– Да что с тобой, в самом деле!
– Пойди позвони, узнай, есть ли что-нибудь новенькое. Если есть, возвращайся за мной, если нет, сиди в машине, черт побери!
– Ладно. О'кей.
Когда молодой человек тихо закрыл за собой дверь, Стейнгер вздохнул, сел, полез в боковой карман, нашел половинку сигары, тщательно и осторожно раскурил покрытый пеплом конец.
– Мистеру Тому Пайку следовало бы отослать ее куда-нибудь. Или получше присматривать. Однажды ночью убежит и нарвется на психа, который вполне может ее убить.
– Прежде чем она сама себя убьет?
– Кажется, если в одном человеку везет, Макги, какие-то другие дела идут плохо. Она потеряла второго ребенка, и в мозгах у нее что-то свихнулось. Я бы сказал, хорошо бы ей довести до конца какую-нибудь попытку… Думаю, вам стоит задержаться в городе на несколько дней.
– Мне хочется помочь, если можно. Я не долго знал Пенни Верц, но.., она мне очень нравилась. Он вытащил изо рта сигару.
– Предлагаете дилетантскую помощь? Будете вертеться вокруг и все только запутывать?
– Скажем, не такую уж дилетантскую по сравнению с той, что сейчас вертится вокруг вас, Стейнгер.
– Когда Лью сняли с мотоцикла и приставили ко мне, у него вроде как сердце разбилось. Можете, если вам не претит, проверить, уезжал ли Рик Холтон, как он утверждает. Допрашивать человека с таким положением, как у Холтона, вредно для моего здоровья. Думаю, легче поговорить с Дженис Холтон, причем вам легче, чем мне.
Я опять вспомнил Гарри Симмонса и попросил:
– Если она позвонит справиться насчет меня, подтвердите, что я страховой инспектор, расследующий смерть доктора Шермана.
– К ней пойдете, не к Холтону?
– Просто выясню, искренне ли он, по ее мнению, верит в убийство доктора или притворяется ради сестры Верц. Он тихонько присвистнул.