— Вот-вот, — подтвердила Аглая. — Именно так все и было.
— Не верю, — покачала головой я.
— Во что это ты не веришь?
— В то, что у Ива Беара пенис толщиной в запястье и длиной до колена, вдобавок покрытый кабалистическими письменами. Такие члены, за крайне редкими исключениями, существуют лишь в писательских фантазиях.
— Ну, разумеется, у него был немного поменьше.
— Немного?
— Откуда я знаю, много или немного? Я его линейкой не мерила.
— А к кресту тебя привязывали?
— Какая разница, привязывали меня к кресту или нет? — рассердилась Глаша. — Главное, что меня опоили наркотиками и надо мной надругались, причем сделал это дьявол в ботфортах, с красными рогами и зеркальными стеклами в прорезях для глаз.
— То есть насильника ты не видела. Так откуда ты знаешь, что это был Ив Беар?
— А кто еще это мог сделать?
— Мало ли на свете сумасшедших, — пожала плечами я. — Извини, если мой вопрос покажется тебе нескромным, но, насколько я помню, твоей Вареньке секс с сатаной очень даже понравился. А тебе?
В глазах Аглаи полыхнуло негодование.
— О чем ты говоришь? С чего ты взяла, что Вареньке это понравилось?
— Так было написано в книге, — сказала я. — Насколько я помню, твоя героиня во время изнасилования впервые в жизни испытала множественный оргазм.
— Ты ничего не поняла, — покачала головой Аглая. — В то время, как тело Вари содрогалось от пароксизмов животной похоти, ее чистая чувствительная душа невыносимо страдала. Девушка презирала себя за овладевшую ею порочную и низменную страсть, за то, что ничего не могла с собой поделать. С тех пор она была неспособна удовлетвориться обычными отношениями с мужчинами, и если бы не любовь, которую пробудил в ней мужественный сыщик Гав…
— Ладно, — не выдержала я. — Я все поняла. Давай, временно отвлечемся от пароксизмов животной похоти и глубоких душевных терзаний. Ты сходила к врачу, чтобы зафиксировать следы насилия? Ты заявила в полицию?
— Нет, — покачала головой Аглая. — Думаешь, мне нужен еще один судебный процесс?
Я задумчиво посмотрела на Глашу. Ее история выглядела слишком уж экзотично, чтобы быть реальной. За свою жизнь я повидала немало патологических врунов и людей с излишне живым воображением, подменявших фантазиями не удовлетворяющую их действительность. Судя по книгам, изнасилования были Аглаиным пунктиком. Может она уже стала путать фантазии с явью?
— А как ты оказалась наедине с дьяволом? Насколько я поняла, тебя опоили наркотиками. Как это произошло?
— Меня не просто опоили. Сначала меня усыпили хлороформом и похитили, а уже потом ввели мне наркотик.
— Значит, тебя похитили? Каким образом?
По мере прояснения деталей, история становилась все более увлекательной.
Аглая раздраженно поморщилась. Было заметно, что ей не хочется вдаваться в подробности.
— Я гуляла на холмах в районе Мон-Барон и присела на скамейку отдохнуть. Было жарко, вокруг — ни души. Неожиданно мое лицо накрыла тряпка, пропитанная хлороформом. Мужчина, стоявший за моей спиной, держал меня за голову обеими руками до тех пор, пока я не отключилась.
Открыв глаза, я увидела лишь темноту. Я лежала на чем-то мягком (потом выяснилось, что это была кровать с решетчатыми металлическими спинками). Мои руки и ноги были привязаны к спинкам так, что тело как бы образовало крест. Потом появился дьявол. Он нес канделябр с горящими свечами.
— И он вколол тебе наркотик?
— Нет. Судя по ощущениям, я уже находилась под действием наркотика. Вероятно, его мне вкололи незадолго для того, как я проснулась.
— Ты потом обнаружила след укола?
— Я его и не искала, — пожала плечами Аглая. По голосу чувствовалось, что она начинает сердиться. — Такое впечатление, что ты допрашиваешь меня.
— Что ты, мне бы это и в голову не пришло. Я просто пытаюсь воссоздать общую картину.
— Тут нечего воссоздавать. Он изнасиловал меня, потом снова усыпил хлороформом и оставил на той же самой лавочке, с которой забрал.
— То есть, ты проснулась на том же самом месте, где тебя похитили?
Глаша кивнула.
Я нерешительно посмотрела на нее, гадая, в какой форме задать вопрос, который так и вертелся у меня на языке.
— Было жарко. Может, тебя просто сморило от жары? Однажды я, загорая, уснула на пляже, и мне приснился кошмар настолько реальный, что в первый момент после пробуждения…
— Не говори глупости! — возмутилась Аглая. — Ты полагаешь, я не способна отличить сон от яви? К твоему сведению, я не сумасшедшая и галлюцинациями не страдаю.
— Но…
— Никаких "но"! Это, по-твоему, мне тоже приснилось?
Задрав штанины брюк, Глаша указала на щиколотки. Присмотревшись, я заметила на них небольшие продолговатые синяки. Их вполне могли оставить впившиеся в кожу веревки.
— На запястьях тоже остались отметины?
— Нет. Запястья были зафиксированы широкими кожаными наручниками, из тех, что употребляют любители садо-мазо. От них следов не осталось. Ты все еще мне не веришь?
— Ты имеешь представление, куда тебя отвезли?
— Ни малейшего. Я очнулась в какой-то комнате — вот и все. Жалюзи на окне были опущены.
— Ты запомнила обстановку?
— Не было там никакой обстановки — только кровать, я и дьявол. Темнота, горящие свечи в стоящем на полу канделябре. Я находилась под действием наркотика. Ты представляешь, что это такое? Все плывет, качается. Тело то вообще исчезает, то становится длинным, как Млечный путь и легким, как газовый шарф. Мыслей нет, только эйфория, краски и чувства. Обостренные до предела ощущения. В центре мира находился ОН. Все остальное было, как в тумане. Да и зачем мне вспоминать детали обстановки, если я и без того знаю, кто меня изнасиловал?
— Можно было бы попробовать отыскать эту комнату.
— Чего ради? Что это даст? Ведь преступник известен!
— А вдруг ты ошибаешься?
— Я-то как раз не ошибаюсь. Ошибся Беар, решив, что он может безнаказанно надругаться надо мной.
— И все-таки нельзя обвинять человека без убедительных доказательств его вины.
Аглая яростно расплющила в пепельнице окурок папиросы.
— Чего ты добиваешься? Думаешь, я решу, что изнасилование мне приснилось? Или что за отсутствием доказательств просто возьму и все забуду? Это Пьер просил тебя успокоить меня? Можешь не отвечать, здесь и так все ясно. Мой муженек панически боится скандалов, якобы, губительных для его репутации. Судьба жены волнует его гораздо меньше.
Я вздохнула. Если Пьер на меня и надеялся, я его надежд не оправдала.
— Ладно, — подытожила Аглая. — В любом случае, этот разговор ни к чему не приведет.
— Если мое присутствие тебя тяготит, завтра прямо с утра я могу вернуться в Барселону. На твоем месте я бы не горела желанием принимать гостей.
— Насчет этого не беспокойся, ты мне нисколько не мешаешь. Главное — не убеждай меня, что я сумасшедшая, и не выступай адвокатом Беара. Дом большой, поживи здесь недельку-другую. Смена обстановки писателю только на пользу. Я бы с удовольствием повозила тебя по Ницце, но, к сожалению, завтра прямо с утра мне надо ехать в Сан-Ремо, на встречу с одним известным продюсером.
— На предмет марсианско-таукитянской заварушки? — уточнила я.
— Точно, — оживилась Аглая. Ее глаза возбужденно сверкнули. — На этого продюсера я вышла через Бельмондо. Кстати, Жан-Поль нашел мою идею гениальной и даже выразил сожаление, что уже староват для роли Гава.
— Может, ради такого случая, отправишь своего сыщика на пенсию? — предложила я. — Ты можешь назвать свою книгу "Гав тридцать лет спустя".
— Что-то в этом есть, — задумчиво произнесла Глаша. — Только если сделать Гава стариком, непонятно, как быть с эротическими сценами.
— Он может быть в хорошей форме, — заметила я. — Для книжного героя это пара пустяков. Сексуальные подвиги шестидесятилетнего Гава будут выглядеть не менее правдоподобно, чем член толщиной в запястье и длиной до колена.
— Тоже верно, — согласилась Аглая. — Пожалуй, я подумаю над твоим предложением.