И вот, на тебе! Мороженого - хоть завались! Замполит Селиванов - он один раз побывал здесь - рассказывал, что ленинградское мороженое - самое вкусное в мире…
А денег нет.
Есть дворняга по кличке Зараза, которая тащится сзади. Напрасно Сева на вокзале дал ей сахару. Теперь не отвяжется.
- Ну куда я с тобой?! - в сердцах обратился к дворняге Горбушкин. - Я ж не пограничник Карацупа, а ты не овчарка Монгол!
Да уж, ситуация. В милицию с дворнягой не попрешь.
- А ну, пошла, сука паршивая! - рявкнул Сева и со всего маху засадил тяжелым армейским ботинком собаке под ребра. С удовольствием, с размахом. Любил он это дело. Еще в детстве бывало - прикормит кошку бездомную, а потом возьмет да и подвесит ее за хвост на дереве.
Несчастная шавка пронзительно завизжала и что было сил метнулась от солдатика в близлежащие кусты.
- Вот так-то лучше! - довольно хмыкнул ефрейтор. Поправил на голове фуражку с красной звездой и черным околышем, туже затянул поясной ремень с латунной бляхой и бодро шагнул к милицейскому отделению.
- Эй, боец! - окликнул его через окошко в плексигласовом стекле старшина милиции. На левом рукаве старшины была красная повязка с надписью «Дежурный». - Далеко собрался, служивый?
- Товарищ старшина милиции! - Вытянулся Сева по стойке «смирно». - Ефрейтор запаса Горбушкин прибыл для дальнейшего прохождения службы!
- Да? - почему-то удивился дежурный, почесав когтистыми пальцами плешь на темени. - И с каких это хренов? Тебя кто к нам послал?
- Комсомол послал, товарищ старшина милиции! - громко и торжественно гаркнул Сева. - Вот, читайте! - он достал из внутреннего кармана кителя комсомольскую путевку и протянул ее дежурному.
- Ага… - Читая по слогам, старшина продолжал добросовестно чесать «репу». - Угу… Ого… Гы-гы… Понятно. - Наконец, он окончил длинное и утомительное чтение, обратив взор на ефрейтора. - Тебе к начальнику милиции надо.
- Ясное дело - к начальнику! - Сева гордо расправил плечи и высоко поднял голову. Основания для гордости были самые веские: вот он каков - Севостьян Горбушкин - вопрос его сам начальник решать будет, целый полковник, наверное, а не какой-нибудь дежурный старшина!
- Ты вот что, - сказал старшина, вдоволь начесавшись. - Завтра приходи.
- Ка… ка… как?! - опешил Сева. В Ленинграде не было ни родственников, ни друзей, ни даже знакомых, чтобы остановиться у них на ночь. И - ни копейки денег. И - ни сухарика в солдатском вещмешке.
- Не «ка-ка», - передразнил дежурный, выковыривая из-под ногтей начесанную с лысины грязь. - А завтра. Сегодня начальника милиции не будет. Явишься к девяти утра. Примет, побеседует. А там решит, что с тобой делать. Может, и не возьмет вообще… Много тут вас таких… «дембелей»-колхозников. Валит в город лимита, как будто он резиновый!
- Может… переночевать пустите? - робко спросил Горбушкин, свернув щуплые плечи в трубочку и глядя на старшину, как на отца родного.
- Пущу! - хохотнул тот. - Есть камера свободная. Вон там, - он посмотрел через окно на улицу. - Киоск «Союзпечать» видишь?
- Угу! - сказал Сева.
- Иди, разбей витрину. С удовольствием оформлю на пятнадцать суток за мелкое хулиганство. Гарантирую труд на свежем воздухе и трехразовое питание.
Предложение, конечно, было заманчивым. Но садиться в камеру за хулиганство в Севины планы не входило.
Еханый бабай! Горбушкин вышел из отделения милиции в полном смятении чувств.
Это ж надо было вот так обмануться в самых светлых мечтах! Ведь он уже сегодня к вечеру надеялся надеть новенькую милицейскую форму и рьяно приступить к охране общественного порядка. А получалось, что с ним еще разговоры разговаривать будут. Могут вовсе в милиционеры не принять.
Душу терзала безнадега, а в животе голодные кишки неистово дрались за право на существование.
Рядом что-то тявкнуло.
Сева повернул голову и увидел рядом с собой ту самую дворнягу, что всего пятнадцать минут назад летела от него с визгом, поджав хвост. Псина, как ни в чем не бывало, преданно глядела на солдатика, недавно угостившего ее куском сахара, и перебирала от радости передними лапами.
- Снова ты, зараза? - Горбушкин собрался было шандарахнуть псину пуще прежнего. Но вдруг передумал, осененный какой-то блестящей идеей. - Слушай, собака! - радостно воскликнул он. - Это же мысль! А ну, пойдем со мной!
…Дорога вывела к новостройкам. Рабочих на объекте не наблюдалось. Сева устроился в нише между огромными шлакоблочными плитами. Собака - рядом.
Было уже около девяти часов вечера. Начало смеркаться. Самое время, чтобы осуществить задуманное.
Оглядевшись вокруг и убедившись, что рядом нет людей, Горбушкин подозвал к себе дворнягу.
- Иди сюда, заразочка! Иди ко мне, хорошая! Ах ты, лапочка моя!
Когда псина, радостно виляя хвостом, подбежала к нему, Сева схватил лежащий рядом обрезок толстой металлической арматуры и, коротко размахнувшись, шарахнул пса по голове. И, хоть с первого удара не убил, деваться приговоренной шавке было все равно некуда: зажатая со всех сторон бетонными плитами, она смиренно прощалась со своей никчемной дворняжьей жизнью.
Бил Горбушкин не переставая. Раз десять. Или двадцать. Или все сто. Он не считал.