Однажды она услышала, как брат рассказывал матери о том, что Люся Панкова не пришла в школу из-за того, что её папа повесился. Набросил петлю из верёвки на шею, встал на табуретку, привязал второй конец к крючку для люстры, а потом откинул ногами табуретку, на которой стоял, и повис. Его похоронят на кладбище. Больше его никто никогда не увидит.
Галя, в силу своего детского возраста, не понимала, плохо поступил Люсин отец или хорошо, но эту историю запомнила.
Однажды в жаркий летний день отец Галины что-то мастерил на кухне, а мать шила на машинке. На ней из одежды были надеты только бюстгальтер и ситцевая юбка, так как на улице стояла страшная жара. Отец подошёл к матери, та расплылась в улыбке. Зачем-то он начал обматывать её тело чёрной изолентой. Мама продолжала улыбаться ему и не сопротивлялась. Когда изолента кончилась, он ушёл куда-то. Мать начала распутывать ленту и плакать. Она приклеилась к волосам в подмышечных впадинах, на затылке и отрывалась вместе с ними. На теле оставались чёрные полосы. Когда мать полностью освободилась от неё, то увидела дочь, смотрящую на неё с сочувствием. Ей было стыдно, что ребёнок видела её унижение перед мужем, поэтому снова выкрикнула:
— Чего уставилась? Если бы ты, сучка не родилась, я бы не жила с твоим отцом!
Галя снова не поняла, в чём провинилась перед мамой, только решила, что это из-за неё папа обижает маму. Она вспомнила рассказ брата об отце Люси Панковой, вышла тихонько из комнаты в кухню, достала бечёвку из ящика и отправилась в ванную комнату.
Встала на края ванны, привязала один конец бечёвки к полотенцесушителю, а второй — обвила вокруг своей шеи. Потом спрыгнула с ванны на пол, но узел на полотенцесушителе развязался и на шее тоже, а бечёвка порвалась. В силу своего возраста девочка не понимала, какой толщины должна была быть верёвка для повешения, и как правильно вязать узлы. Таких попыток Галя в своём детстве из-за мамы предпринимала много, но ни одна из них не увенчалась успехом.
— Мне всегда не хватало маминой любви, общения с ней, её прикосновений, — плакала девушка. — Я ждала их от неё всю жизнь. Трижды за школьные годы летом меня отправляли в лагерь. Когда я возвращалась из него, мама грубо сажала меня на стул и, барабаня пальцами по голове, перебирала волосы в поисках вшей. Боялась, что я привезла их из лагеря.
Это были мои самые счастливые минуты в жизни. Моя мамочка прикасалась ко мне, а я от удовольствия чуть ли не теряла сознание. Всю жизнь доказывала ей, что я хорошая, своими поступками и учёбой. Надеялась, что она, наконец, попросит у меня прощения, прижмёт к себе, поцелует, но не дождалась. Две недели тому назад она внезапно умерла. Мне больше не на что надеяться. Она уже не заключит меня в объятия и не погладит по голове! Я хочу умереть, чтобы на том свете она меня хоть раз поцеловала и обняла.
Евгения Олеговна назначила Галине традиционное лечение. Постепенно к девушке стали возвращаться силы, вернулись на место отвисшие губы, открылись глаза, пришёл в норму тонус мышц. Она вновь обрела привлекательный вид. Спустя три месяца её выписали из больницы.
Беседы с больными Евгения записывала на диктофон, чтобы ничего, из сказанного ими, не упустить, всё проанализировать и понять причину заболевания. Она прекрасно понимала, что лечение лекарственными средствами и групповой психотерапией с ними не справиться. Можно только приглушить симптомы, временно вывести больного из его состояния до следующего обострения. А обострения случались, как минимум, два раза в год: весной и осенью. В каждое их поступление в больницу Евгения поднимала их старые истории болезни и снова с головой погружалась в причины заболевания.
Когда Галина Яровая вновь поступила в отделение, Евгения решила обратиться за помощью к своей бабке Екатерине и отправилась в её медицинский центр «Доверие». Она была уверена, что та владеет особыми, тайными способами исцеления таких больных.
Глава 3
Дверь центра была закрыта. Женя нажала кнопку домофона, расположенную справа от входной двери на стене, подождала немного и услышала мужской голос:
— Назовите себя.
— Мезенцева Евгения Олеговна.
Прошла минута, прежде, чем дверь распахнулась. За ней стоял молодой мужчина и изучающим взглядом смотрел на неё.
— Я к Екатерине Владимировне. Могу я увидеть её.
— Она ждёт вас. Прошу.
Женя проследовала за ним в лечебный кабинет. Там, за овальным столом седела Екатерина, спокойная, уверенная в себе.