Одним рывком Клаудиа выдернула саблю из-за кушака — и тут же полоснула лезвием по лицу того турка, что приставил кинжал к ее горлу. Тот мгновенно отлетел в сторону и схватился руками за глаза. Следующий удар предназначался турку, державшему ее ноги. Тот успел увернуться, но теперь Клаудиа смогла согнуть колено и отбросить насильника в сторону, одновременно проткнув его живот. Молниеносно вскочив на ноги, она повернулась к третьему. Но тот, пораженный неожиданной ловкостью молодой женщины, не стал дожидаться своей очереди и бросился вон из хижины. Еще один удар — и турок с рассеченным лицом теперь уже лежал на полу бездыханный.
— Спасибо тебе, святая Мария. — Вздох облегчения вырвался из груди Клаудии.
Обнаженная, с саблей в руке, она была воплощением античной красоты. Клаудиа опустилась на колени перед телом Рене.
— Господи, почему эта доля выпала ему?! Этому милому, красивому, жизнелюбивому Рене! Это я должна была оказаться на его месте. У меня больше причин, чтобы оставить этот мир раньше срока. Но Господь выбрал его. Почему?
Она наклонилась над Рене и заплакала. Одиночество — вот теперь ее удел. Весь мир казался чужим и враждебным. Больше она ничего не ждала от жизни…
25
Венеция, 13 августа 1507 года,
Ка д'Оро.
Синьоре N., замок Аскольци
ди Кастелло
«Дорогая синьора. Возможно, мой слишком подробный рассказ о своих странствиях немного утомил Вас, но Вы не должны винить меня, ибо я исполняю Вашу волю. А потому спешу продолжить.
Представьте себе такую ситуацию. Я стою на верхней палубе корабля с саблей в руке, окруженный двумя десятками турок, готовых немедленно прикончить меня. В тот момент, признаться, я уже и не помышлял о чуде, ибо даже если таковое порой и случается, то здесь оно скорее всего не спасло бы меня. Кольцо сжималось, и жить мне оставалось считанные минуты.
Вдруг небо начало стремительно меркнуть, солнечный свет погас, и тьма сгустилась, как бывает перед грозой. Только на этот раз в небе не было ни единого облачка. Все на корабле затаили дыхание, вглядываясь в небо. Там, прямо посредине солнечного диска, зияла огромная черная дыра, постепенно поглощавшая светило. Наступила ночь. Ночь средь бела дня! Турки заорали что есть мочи — то ли молились, то ли выкрикивали проклятия. Во всяком случае все отшатнулись от меня. Надо сказать, что я был перепуган не меньше их, хотя и догадывался, что произошло. О солнечном затмении мне рассказывали старики астрологи.
Однако я был растерян и не знал, как расценивать это зловещее происшествие. Первая моя мысль была о конце света, и я даже пожалел, что минуту назад не отправился на Божье судилище. Но все же силы не оставили меня. Я вознес саблю над головой и, быстро развернувшись, очертил ею круг вокруг себя.
«Гнев Аллаха! Гнев Аллаха!», — закричали турки.
Мои действия повергли магометан в панику. Очевидно, они усмотрели в них какой-то ритуал и тут же повалились на доски, закрыв головы руками. Это поразило меня, и я замер в изумлении. Но тут же понял, что надо действовать быстро, очень быстро. Для начала я осенил себя крестным знамением — на случай, если тьма средь бела дня действительно дьявольская проделка. Затем побежал на корму, где меня не могли обступить со всех сторон, и приготовился к обороне. Но турки лежали на палубе и не двигались. Даже их капитан не смел поднять головы. Знаете, синьора, во всем этом было что-то сверхъестественное, невероятное, фантастическое.
Вдруг тьма начала рассеиваться, и я возвел свой взор к небесам: солнце постепенно освобождалось из черного плена. Турки зашевелились, бормоча молитвы. Когда же солнце вновь вступило в свои права, капитан что-то сказал, и матросы, опасливо на меня посматривая, стали спускать на воду шлюпку. Затем вся команда укрылась в трюмах, оставив меня на палубе в полном одиночестве.
Теперь я не сомневался в том, что Господь властно вмешался в мою судьбу. Я упал на колени и помолился, благодаря Его за свое неожиданное спасение. Я спустился в шлюпку. В этих водах можно было добраться до какого-нибудь острова, просто дрейфуя по морю. Поэтому я смело оттолкнулся веслом от борта и направился на запад — за солнцем. Я был спокоен, ибо знал теперь, что Господь — на моей стороне.
Через некоторое время я увидел на горизонте очертания острова. Это был Хиос — последний оплот генуэзцев на востоке, который они так старались удержать. Баязид пока не решался на прямое нападение, ибо его сила на море значительно уступала силе быстроходных генуэзских судов.