Крылата и Сыч воздели руки, и восторг был написан на их лицах.
— Но где супруг мой? Где войско? Почему не возвратились они в Пустень? — спросила княгиня.
— О, правительница, — помрачнел чародей, — захват Ладора таким быстрым был, что все синегорцы из города ушли. Борейцы же остались в нем. Слов не хватит, чтобы описать богатства, что нашли мы в сокровищнице Владигора. Знай, что стал Грунлаф богаче вдвое. В Ладоре же остался он потому, что нужно город укрепить на случай, если синегорский князь сделает попытку отбить свою столицу, взяв в союзники Ильмер, Венедию или Ладанею. Да и реки вскроются вот-вот, дороги непролазной грязью покроются. Куда сейчас идти? Но, — Крас совсем унылым с виду стал, глаза отвел, слова как будто застряли у него в горле, и губы тонкие беззвучно шевелились, — но…
— Ну, продолжай же! — встревоженно приказала ему княгиня.
— Повинуюсь, повелительница, — поклонился Крас. — Был Грунлафом я к тебе направлен, чтобы вестью доброй порадовать княгиню. Но с известием хорошим наряду везу я и весть страшную…
— Да в чем же дело?! Говори скорее! — была сама не своя от нетерпения Крылата. — После гибели Кудруны не может быть для меня известия страшнее того, что я уже пережила когда-то! Что, с Грунлафом что-нибудь стряслось? Сильно захворал?
— Нет, — Крас вздохнул, — с супругом твоим ничего не сделалось. Но нужно Пустень защищать.
— От кого же? Кто нам грозит? — подал голос Сыч. Был он воином матерым, опытным, бесстрашным. Не один уж раз спасал Пустень от приступов, предпринимаемых драчливыми соседними княжествами — Мери, Упсалой, Свеонией. К тому же стены Пустеня считались самыми высокими и крепкими во всем Поднебесном мире, поэтому без страха он услыхал о необходимости дать отпор кому-то.
— От кого, спрашиваешь ты меня? — с каким-то радостным злорадством переспросил чародей. — Да от Владигора и всех синегорцев, кои завтра подойдут уж под стены Пустеня. Что, не ожидали?
— Да, не ожидали… — растерянно хлопала глазами Крылата. — Не ты ли говорил, мудрейший, что Владигор столицу свою покинул, но снова попытается ее отбить. Причем же Пустень здесь?
— Ах, княгиня! — с укоризной покачал головой Крас. — О чем думали в Ладоре, то не сбылось. Обхитрил нас Владигор! Когда я гнал своего коня, чтобы весть о взятии Ладора принести тебе, чуть не натолкнулся на войско Владигора, поспешно идущее к твоей столице. Надобно, княгиня, к обороне готовиться изрядно! Весь собери на площади народ, скажи: «Пусть каждый, кто может оружие держать, готовится! Многотысячное войско идет под Пустень! Зол Владигор, ибо княжества лишился, а посему не будет никому пощады, если ворвется в город. Всех порежет да порубит, включая женщин, стариков и маленьких детей!»
— Вот напасть явилась! — руки поднесла к лицу Крылата. — А не откупиться ли нам от Владигора? У нас казны довольно…
— Не откупишься, княгиня! Владигор все свои богатства потерял, земли, городища, сам Ладор с казной, так что ему заменой быть может? Только все земли игов, весь Пустень с сокровищами Грунлафа!
Страх исказил рано постаревшее лицо княгини. От отчаяния потеряв дар речи, женщина качала головой, а морщины на лице Сыча от нежданно явившихся забот стали еще глубже. Крас продолжал, и теперь голос его звучал веселее:
— Но не кручинься, благородная Крылата. Как помогал я мужу твоему и его союзникам взять Ладор, так помогу и Пустень защитить от Владигора. Ведь мне известно все, что он попытается предпринять для осады твоего города. Не сам ли я его учил, придумывая разные хитрости, когда борейцы шли на приступ ладорских стен?
Княгиня чуть не плакала. Она всегда боялась Владигора, она уговаривала Грунлафа не предпринимать поход, потому что сердцем чуяла: не будет пользы от него. Теперь же страшный Владигор со всем своим народом вот-вот начнет ломиться в ворота Пустеня, который лишен даже дружины малой, — все силы взял с собою в Синегорье Грунлаф!
— Мудрейший, помоги нам, помоги! — взмолилась женщина. — На одного тебя надежда. Что нам делать?
— А вот что, — сказал Крас, точно ответ давно уж был у него приготовлен. — Пусть воевода Сыч, во-первых, на площадках стен, как водится перед вражеской осадой, котлы поставит со смолой, жаровни заготовит, камни, золу и бревна. Всем этим будем врагов забрасывать, когда полезут они на стены. Во-вторых, надоумил я невольно Владигора, как можно на стены взойти крепостные без лестниц. Этим средством — всходами из корзин, глиной наполненных, — он воспользуется непременно. Только есть средство, которое воинов, что по этим стенам на стену влезут, зажмет, как мышку мышеловка. Так что, Сыч, позаботься о следующем: не откладывая дела, в плотничьих амбарах возьми две сотни бревен да с одной стороны заостри их хорошенько. Если в амбарах не отыщешь, то разбери-ка, не жалея, несколько домов. Как бревна заостришь, на три кучи их разбей да и положи близ стен, — внутри города, понятно.
— Зачем же бревна? — недоумевал старик.
— Опосля узнаешь. Покуда все исполни быстро и в точности. И не тревожьтесь — Пустень ни за что не отдадим!
4. Очень много сухого хвороста и леса
Когда синегорцы, предводительствуемые Владигором, вышли из леса к обширному полю и увидели стоящий на небольшой возвышенности Пустень, солнце припекало уже совсем по-весеннему, снега оставалось мало и в лесу, а поэтому дотащились на санях до столицы игов с немалыми трудами. Лошадям уж не под силу было волочь по обнажившейся земле груженные скарбом и людьми сани.
— Вот он, Пустень! — восхищенно крикнул какой-то ратник, зачем-то стаскивая с головы шелом.
— Да, хорош городишко! — подтвердил другой. — Но высоки стены, повыше ладорских будут. Как же нам в него пролезть, чтоб своим сделать? Намаешься!
Владигор, опередив головную часть обоза на сером своем скакуне, долго всматривался в стены города, который надлежало взять в самое ближайшее время, а потом, слыша говор подданных, сказал, обращаясь к ним:
— Как борейцы Ладор своим сделали, так и мы Пустень сделаем своим. Ничего не страшитесь.
Бадяга и Велигор, гарцевавшие на своих конях подле Владигора, тоже не сводили глаз со стен Пустеня, прикидывали, смекали, как лучше пойти на приступ, чтобы и не затянуть его, и людей от смерти уберечь. Крепость и впрямь крепка была. Недаром Грунлаф решился оставить ее почти что без силы воинской.
— Как город будем брать? — коротко спросил Бадяга у Владигора. — Пустень что гордая девица-с наскоку не одолеешь, подход особый нужен.
Улыбнулся Владигор, понравилось ему шутливое сравнение Бадяги.
— Одолеем мы «девицу» эту, — уверенно ответил он. — Вначале город нужно окружить, чтоб ни единая душа не проскочила мимо нас да весть Грунлафу не переслала, что-де в осаде Пустень. Это раз. Сегодня же землянки рыть начнем. Кто сумеет — пусть избенки ставит. Людям на время приступов жизнь сносная нужна — бабы у нас, детишки, старики.
— Ну а после, полагаю, приступим к строительству пороков, тех самых, что стены ладорские крушили и заборола, так, что ли? — Велигор спросил.
— Нет, — отказался Владигор. — Хоть и знаю я, как пороки строить, хорошенько их рассмотрел когда-то, но боюсь, что с ними пустеньцы так же могут поступить, как и мы когда-то с пороками Грунлафа. Нет, борейцы нам ловчее способ дали, как брать нужно города…
Владигор хотел продолжить, но маленький, проворный Муха вынырнул откуда-то из-под его руки. По носу виновато рукой провел, робко заговорил:
— Княже, не гневайся, дай словечко молвить.
Владигор сверху вниз взглянул на Муху. Живость и остроту ума князь помнил, поэтому корить не стал за то, что, как невежа, влез Муха в княжескую беседу с братом и воеводой.
— Ну, говори свое словечко, Муха. Если оно дельное, конечно.
Муха радостно засопел и сказал:
— Покуда шли мы от Ладора до Пустеня, две придумки в голову мою втемяшились — не выбить. Насчет того, как город быстрее взять. Вот первая: строим башню из досок, кои потолще будут, чтобы стрела не пробивала, ставим ту башню на колеса да и катим прямо к пустеньской стене. Снаружи шкурами мокрыми надобно ее покрыть, чтобы стрела горючая ее не подожгла. В башне наверху оконца маленькие, из луков да самострелов стрелять оттуда можно. Но оконца не главное — дверь там будет. Как подкатим башню к стене-то, снизу по лесенке синегорцы наверх полезут, прямо на стену и взойдут. И не нужно глиняных всходов делать, по которым дружинникам и ратникам совсем без прикрытия идти придется.