Выбрать главу

5. Пленяли чужеземца

В тот вечер вожди вывели под стены Ладора не меньше двухсот воинов, из которых уцелели лишь единицы. Владигор не стал отдавать приказ своим воинам добивать борейцев, ему было довольно того, что устрашил он Своим оружием Грунлафа и вождей-союзников. Крас, однако, уговаривал Владигора:

— Ван, только жестокость на войне и может довести ее по победного конца! Добей борейцев! Слышишь, как они стонут у стен?

— Я бы дорезал их, мне борейцев не жаль, но на это не пойдут мои воины. Они будут презирать меня!

Крас хотел было сказать, что будущему императору не пристало прислушиваться к мнению народа, но он промолчал, будучи удовлетворен уже и тем, что сердце Владигора стало и без того достаточно жестоким.

А в ладорском дворце в ту ночь царила паника. Мало кто из вождей верил Путиславе, когда она говорила о столь разрушительном, губительном действии оружия Владигора. Думали, что увидят что-то вроде больших зажигательных стрел. Но все оказалось куда страшнее. Гилун, Старко и Пересей уже жалели о том, что не покинули Ладор еще до подхода к нему Владигора, теперь же, когда все, включая и Путиславу, собрались в одной из парадных горниц, они набросились на Грунлафа, обвиняя его в том, что оказались запертыми в городе, точно овцы в загоне.

Грунлаф выслушал обвинения молча, но со сжатыми на коленях кулаками. Не сами ли союзники хотели пожить в Ладоре подольше, чтобы вычистить город, унести из него все, что можно было унести? Теперь же он один оказался виноватым.

— Замолкните теперь! — крикнул он властно, наслушавшись брани князей. — Ваши упреки не помогут делу!

— А что же нам теперь поможет?! — воздел руки к потолку Гилун. — Может, высушим на печках свое дерьмо и оно начнет взрываться, подобно зелью Владигора?

— Нет, я знаю другой способ, — спокойно возразил Грунлаф. — Нам нужен тот, кто научил Владигора делать это зелье. Путислава утверждает, что Крас, поменявший внешность, помогает нашему врагу. Но почему он это делает, я не понимаю…

— А если не понимаешь, то как же ты хочешь вновь заполучить Краса в свои помощники? — подскочил к Грунлафу Старко. — Серебро ему посулишь? Или звание советника? Нет, он больше не придет к тебе! Может быть, ты задумал тайно связать его, уволочь в Ладор и под пытками добиться у него тайны изготовления зелья?

Да, Грунлаф уже размышлял о том, каким способом можно переманить Краса на свою сторону. Тогда борейцы добились бы если не победы, то по крайней мере равенства в силе. Но чем привлечь Краса, Грунлаф никак не мог придумать.

— Князь игов молчит! — вступила в разговор Путислава. — Он не знает, как вернуть себе и вам расположение Краса! Ну а я знаю! Я, женщина, предавшая жестокого князя, казнившего моего мужа по наущению чародея, уговорю его прийти к вам. И я знаю, чем обольстить его, потому что догадалась, чего хотел Крас от Владигора!

Вожди молчалиI Им было стыдно, что не сумели они предложить ничего путного. Какой позор — женщина оказалась умнее их! Однако желание спастись перевесило чувство стыда, и Грунлаф сказал:

— Ну, раз уж заикнулась… так говори, жена. Верю искренне тебе, что Владигора не любишь ты, как и мы…

Путислава рванула с головы убрус — рассыпались по плечам ее густые волосы цвета спелой пшеницы.

— Не телом своим я чародея обольстить хочу — бестелесный он! Нет, убедить собралась, что ты, Грунлаф, лучше Владигора!

Грунлаф улыбнулся:

— Княгиня, разве ж можно такою мыслью привлечь лиходея Краса?

— Можно, еще как можно, княже! Сердцем я своим бабьим догадалась, чего хочет от Владигора Крас!

— Ну, так чего же?

— Чего? Да унизить его благородство! Ему только и надобно того. Вижу, что злей, коварней, жестче стал Владигор — а Красу это и в радость. Прежде ты таким был, прости уж меня за прямоту. Теперь вы как бы местами поменялись. Поймаю я чародея, как ловят на личинок красноперку. Отпустите меня в лагерь синегорцев, и привлеку я Краса в Ладор, сегодняшней ночью привлеку!

Ни Гилуну, ни Старко, ни Пересею слова Путиславы не показались убедительными. Бабьей глупой шалью они их сочли и руками замахали — дескать, от сей нелепицы только головы наши заболели. Но, подумав, сказали: «А пусть себе идет. Нам-то, что ли, худо будет от такой проказы бабы молодой?»

Путислава вышла из города темной ночью. Отправилась прямо к стану Владигора. Платье было нарядное на ней, руки обнажены чуть ли не до плеч — в таких платьях по площадям городским бродят лишь срамные девки.

Шатер Краса она узнала без труда даже в темноте, потому что причудлив он был. Слышала Путислава, как радостно гомонили повсюду воины синегорские, радуясь победе, пели боевые песни, славя Владигора и всех его предков. Путислава бродивших по стану гуляк миновала счастливо, — если б увидали ее в платье срамницы, обязательно пристали бы да и не отпустили бы уже.

У шатра Краса на земле сидели и дремали, опершись на копья, два ратника. Женщина мимо них хотела тенью проскользнуть, уж было откинула полог, закрывавший вход в шатер, но один из воинов за подол ухватил да так дернул, что едва не повалилась на землю Путислава.

— Кто такая? Куда прешься? — спросил воин гневно, но, увидев ее обнаженные руки и локоны, выбивающиеся из-под накинутого на голову платка, понял, что женщина эта — из тех, кто за серебро дарит мужчинам свою любовь.

— Ян! — позвал он товарища. — А ну-ка посмотри, какая птаха в наши сети сама залетела! Уж не вырвется! Поиграем мы твоими перышками!

Ян, поднявшийся с земли, видно, был настроен более серьезно, потому что строго спросил у Путиславы:

— Кто такая? Что делаешь подле шатра советника князя Владигора?

Путислава заговорила сладким, медоточивым голоском, обнимая обоих воинов сразу:

— Ах вы, соколики мои! И дала бы я поиграться вам моими перышками, да только высокую за то я беру плату. К другому я шла, к китайцу этому. У него серебра немерено, обольщу его, сама богатой стану да и вам подброшу, коль пропустите меня в шатер.

Воины оказались падки на деньги. Немного посовещались, потом один из них сказал:

— Ну иди! Только если спросит Ли Линь-фу, как прошла в шатер, говори ему, что мимо нас в темноте незаметно проскользнула. Но серебришко принеси потом, а то все отберем, что он дал, да и перышки твои потреплем.

Путислава заверила воинов, что наградит их с лихвою, и проскользнула в шатер.

Крас спал на широкой низкой кровати. Он громко храпел, и большой его живот при каждом вздохе вздымался. Путислава присела с ним рядом, по щеке его рукой провела — тут же проснулся Крас, как будто и не спал, а только притворялся. За руку женщину схватил так крепко, что вскрикнула она от боли. Повернул Путиславу лицом к светильнику и радостно заулыбался:

— Ах, как приятно, что госпожа Путислава снова к нам вернулась! Ну и как там дела в Ладоре? Вот устроили же мы вам потеху!

И Крас захихикал, довольный тем, что предложенный им способ ведения войны полностью оправдал себя.

— Скажу тебе честно, Крас, что князья борейские пребывают в сильном унынии и растерянности. Они не ожидали, что твое оружие окажется столь губительным.

Крас довольно потер руки:

— Ах, не ожидали? Почему же? Разве не при помощи пороха мы взяли Пустень? Только почему, женщина, ты назвала меня таким странным именем? Крас! Нет, детка, я не Крас, я — Ли Линь-фу!

— Да перестань ты кривляться, точно скоморох на ярмарке, Крас! Я прекрасно знаю, что ты, приняв обличье китайского посла, стал советником Владигора. Ты хотел сделать его жестокосердным, безжалостным, способным убить даже родного брата.