– Бесстыжий, – сердито произнес Трофим. – При девке-то... Накличешь беду своим словоблудием. Помолилси ба! Дык нет, тока о блуде все помыслы.
Я изо всей силы пихнул Комяка локтем в бок так, что он даже расплескал чифир.
– Зашейся, придурок! Еще хоть раз достанешь Настасью, урою. Бля буду, в этом болоте будешь покоиться. Ты знаешь, как я отношусь к этой девочке... К тому же скажи, тебе в обязаловку их дразнить? Тебе в обязаловку с ними ссориться? Тебя не учили на зоне уважать веру и принципы, по которым живет человек?
– Учили... Усек, – совершенно серьезно ответил Комяк. И снова хихикнул. – А че, Коста? И правда считаешь, что можно накликать беду?
– Считаю, – машинально ответил я. В этот момент мои мысли были заняты совершенно иным. Только сейчас до меня дошло, что мой проводник навеселе. Успел, паскуда, уже с утреца приложиться к фляге со спиртом. А ведь народам Севера только дай нюхнуть для разгону. И понесло-о-ось! У них совершенно нет иммунитета к спиртному. А пьяный спутник в тайге, когда за мной гоняются все мусора республики, – чистое палево. Тем более, спутник, от которого я завишу на все сто процентов. – Короче, слушай сюда, – зло отчеканил я. – Весь спирт теперь под моим контролем. Захочу – вылью, захочу – буду таскать с собой. И ни капли из фляги ты больше не вылакаешь. Это первое. Теперь второе. Сейчас подойдешь к спасовцам и извинишься. И не приведи Господь, еще хоть раз попробуешь кого-то из них подколоть. В результате свои двадцать тонн баксов увидишь только во сне. Все ясно?
– Все, – неожиданно послушно ответил Комяк. – Что, Коста, может, и правда считаешь, что могу накликать беду? Не-е-е, не менжуй, я фартовый. – И он, не откладывая на потом, отправился виниться перед Трофимом и Настей.
А я, довольный тем, что так легко разобрал небольшой конфликт, допил чай и принялся натягивать просохший камуфляж. Даже и не подозревая о том, что спасовец оказался сейчас прав, как никогда. Стечение обстоятельств или наказание свыше, но беду самоед и правда накликал. И она была от нас всего в каких-то двух километрах. Лежала на самом краю болота – там, куда мы так стремились, – в виде четырех мужиков в одинаковых телогрейках – и внимательно наблюдала в старенький, перетянутый изолентой бинокль «ЛОМО» за легким дымом костра, поднимавшимся над еловой гривой. И уже успела засечь и Трофима и Комяка, неосторожно высунувшихся на лесную опушку...
Глава 4
БЕГЛЫЕ
– Двое, кажись, – заметил Валера Косяк, самый великовозрастный из бежавших месяц назад с вымьской зоны урок, и положил рядом с собой бинокль, в который тут же вцепился щуплый малорослый парнишка лет двадцати. – Кто-то из местных, точняк. Поохотиться выбрались. Побраконьерить. Дык што, Егорша? – Старший повернулся к одному из своих приятелей, загорелому до кофейного цвета мужику лет сорока с узкой, по форме похожей на большой кабачок головой и ежиком светлых волос, отросших за последний месяц на гладко выбритой обычно макушке. – Ты готов? Не ссыкливо?
– Собака у них, – густым басом заметил Егорша.
– Дык и ничо. Супротив ветра зайдем. Фикса, тьфу-тьфу-тьфу, дрессирована, без команды не тявкнет. Да и течки нету у ей сейчас. Так что не просечет нас никто. Гадом буду, не просечет... Я нутром просто чую, куда эти пидары попрутся с болота. Там в засаду и ляжем. Выйдут прямо на нас, а дале уже не зевай. И не киксуй. Дави на курок, и весь базар! Пора вам, пацаны, эту мокрую грань переступить. Потом пригодится по жизни. Просекаете?
– Ладнысь, – подал голос третий – тот, чья очередь сейчас была пользоваться «ЛОМО». – Помочим охотничков. Не хер там лазать, куды и не звали. – Он многозначительно похлопал ладонью по прикладу своего антикварного «Бюксфлинта», еще прошлого века, с тремя стволами – одним картечным и двумя пулевыми. – Вот тока валить здеся не в масть. По болоту далековато все слышно. Дождемся, когда в тайгу углубятся.
– Аха, – согласился Егорша и протянул руку к биноклю. – Дай-кось позырить, че там, блин, делаеццы у энтих туристов...
Ничего этого я не знал, натягивая на ноги горячие после просушки ботинки и радуясь при виде того, как мирно общаются между собой Трофим и Комяк. Похоже, что спасовец увлекся какой-то религиозной пропагандой. А в этом случае он может завестись очень надолго.
«Надо бы поторопить их со сборами, – решил я, – а то и так проваландались здесь целое утро. Обидно транжирить впустую такой погожий денек». Ловко увернулся от Насти, попытавшейся в очередной раз объясниться мне в любви, бодро крикнул:
– Вперед, экспедиция! – и отправился сворачивать спальники и палатки.
О том, чтобы соскочить из зоны и отправиться гулять по тайге, ни один из четверых и не помышлял еще за десять секунд до того, как в колонне зеков, возвращавшихся с работ на делянке, вдруг учинилась буза. Два мужика что-то не поделили между собой и сцепились прямо на марше с такой яростью, словно два бойцовых пса на площадке для собачьих боев. Конвой, состоявший из прапора и двух солдатиков-первогодков, скиксовал, а потом принялся палить в воздух. До тех пор, пока не опустели магазины.
Вот тогда Валера Косяк и свалил по-тихому в густые кусты. Сам не понимая, зачем это делает. Но чалиться предстояло еще восемь лет, на помиловку можно было и не рассчитывать, а перспектива очутиться в тайге без надоедливого конвоя казалась бывшему егерю настолько привлекательной, что он и сам не просек той темы, как ноги увели его с дороги, ведущей на зону, и понесли в глубь сузема.
Когда он остановился, хипеж в колонне уже прекратился, гам голосов поутих... А может, он даже и не заметил, как удалился от дороги настолько, что было ничего не расслышать? Косяк растерянно огляделся. Он и не представлял, что делать дальше, куда податься. Возвращаться на зону? Или сперва прогуляться по парме, провести ночь у костра, как когда-то давным-давно в старые добрые времена, а потом назвездеть мусорам, будто бы испугался выстрелов, ломанулся подальше от них с дороги в сузем и буквально уже через несколько шагов заблудился?
Нет, он однозначно не представлял, что предпринять, и стоял посреди небольшой полянки не в силах сделать хоть один шаг ни в ту (по направлению к зоне), ни в другую (в глубь пармы) сторону, когда из густого ельника вдруг появился еще один зек. Егорша – именно так называла его братва, без всякого погонялова, – подошел к Косяку, молча опустился на корточки и принялся ловко сворачивать самокрутку. Валера присел рядом с ним.
– Ну и че дальше? – нарушил молчание он. И сам за себя и ответил: – Месяцок погуляем по парме, отдохнем. Потом на зону вернемся.
– С голодухи за месяц издохнем, – отчеканил басом Егорша.
– Не издохнем. Я парму знаю получше любого в отряде. Если вообще не на зоне. И эти места изучил в свое время. Бывал здесь. Одним словом, тут в самой глуши есть несколько маленьких деревушек спасовцев-скрытников. У них с полей картохи можно тиснуть, овощей там... Посуду добудем. Грибов вокруг хоть обожрись.
– Без соли хреново. И без курехи.
– Добудем, – уверенно заявил Косяк. – Найдем, кого обнести. Уж парму я, слава Богу, знаю...
– Тады пошли, – перебил его Егорша и затушил в сыром мху хабарик. – И помаркуй, как собачек со следа сбить. По речке какой, что ли, пройтись?..
Но прежде, чем они нашли хоть какую-нибудь речушку, наткнулись еще на двоих беглых – рыжего Леху Лису и Макарону, молодых дружков-доходяг. Первый чалился по двести двадцать восьмой за наркоту, второй снасильничал пятнадцатилетнюю девку. Всякий раз, когда Макарона попадался Косяку на глаза, Косяк поражался: и как такая сопля смогла справиться с телкой, хоть и пятнадцатилетней! Рост чуть больше полутора метров; вес, наверное, около сорока килограммов. Со спины выглядит как семиклассник. Доходяга! Да такого бы кошка насмерть зацарапала! А он вот взял и снасильничал бабу...