Когда, через сорок минут, Андрей на негнущихся ногах покинул кабинет Поришайло, полковник Украинский, в приемной, устал ждать. Они столкнулись нос к носу, впервые после памятной встречи в Гробарях. Бандура почти не помнил лица полковника. Сергей Михайлович в мельчайших деталях изучил лицо молодого человека по фотографиям.
Сергей Михайлович смерил Андрея взглядом, полным холодной ненависти. Бандура посторонился, решив, что на сегодня лимит неприятностей исчерпан. Украинский как будто собирался что-то сказать, но в дверь кабинета приоткрылась, Артем Павлович выглянул в приемную.
– А, Сергей Михайлович, – протянул олигарх, – давай, гм, заходи.
Украинский, не сводя глаз с Андрея, последовал приглашению.
– Бандура, гм, – продолжал Артем Павлович, пожимая протянутую полковником руку, – ты еще здесь?
– Тут, Артем Павлович.
– У тебя отец, гм, если мне память не изменяет, с Правиловым в Афганистане служил?
– Да, Артем Павлович.
– Ныне в ПГТ Дубечки проживает? В Винницкой области? Улица Советская, гм? Пасека у него, кажется?
– Вы прекрасно осведомлены, Артем Павлович, – глухо ответил Андрей.
– Ну, вот и хорошо, гм. – Поришайло потер руки. – Это я так, память проверяю. Увидишь отца, привет передавай. От Правилова.
– Обязательно передам, – пообещал Андрей.
– Не годится афганскому герою, гм, в земле ковыряться. Правильно я говорю, Сергей Михайлович?
Украинский скупо кивнул.
– Как дело сделаешь, вернемся с тобой, к этому вопросу. А пока – ступай, гм.
Поришайло и Украинский прошли в кабинет.
– Все сделал? – спросил олигарх, когда они остались наедине.
– Так точно, – отвечал полковник.
– Без шума вышло?
– Попробовали бы только пошуметь… – полковник разочарованно вздохнул. В задержании пассажиров «Линкольна», доставившего Бандуру в банк, участвовали три группы захвата. Те же, кстати, что упустили бандитов утром, в дачном поселке «Сварщик», у устья Десны. «Стоило, спрашивается, копья ломать, – думал Украинский, – черт бы побрал Артема Палыча. Семь, б-дь пятниц на неделе». Правда, если расставленные утром силки были стопроцентной инициативой полковника, охотившегося за исчезнувшими на Братской деньгами, то вечером ему пришлось выполнять приказ олигарха. Поришайло распорядился взять рэкетиров, Сергей Михайлович взял под козырек. Все прошло на удивление гладко. Проходимцы и охнуть не успели, как очутились в «воронке». Почти никто никого не бил, разве что так, для проформы, врезали, самую малость, по мозгам.
– Куда доставил? К себе?
– Так точно.
– Всех взял?
– Атасова, Протасова и Арамейца, – перечислил Украинский.
– Г-гм, – причмокнул губами Поришайло. – Все те же три отморозка? Ну, пускай посидят. – Поришайло прошел к секретеру, извлек графин с коньяком, не спрашивая, плеснул в два стакана.
– По Миле Сергеевне у тебя что?
– Как в воду канула, – развел руками Украинский. – Но мы ищем, Артем Павлович.
– Ищем, – Поришайло залпом опорожнил стакан. Потянулся за графином. – Ищут они. Ты, Сергей, гм, хоть в лепешку расшибись, хоть, б-дь, как знаешь, короче, но, чтобы…
Украинский слушал молча. Это было еще ничего, в сравнении с тем, что ему довелось выслушать накануне ночью, когда он только доложил шефу об исчезновении госпожи Кларчук. Артем Павлович рвал и метал. Да что говорить, он просто лез на стену.
– Как это, блядь, исчезла?! – орал Артем Павлович в трубку.
– Подозреваем похищение, – выдавил из себя Украинский.
– Кем, гм, блядь?! Да ты, твою мать, в своем уме?!
– А хотя бы и этим подонком Бандурой…
– А на кой хрен она ему сдалась?!
– Ну, – замялся Украинский, – из мести, к примеру.
– Из мести, говоришь? – осведомился олигарх тоном, не предвещавшим ничего хорошего. – А чем она ему конкретно насолила?
– Ну…
– Палки гну, Сергей! Ты мне, б-дь, какого хера мозги е-шь, а?! Ты меня что, вообще, гм, за пацана держишь?!
Крыть было нечем. Украинский помалкивал в трубочку, ожидая, когда гнев выйдет из шефа вместе с бранью. Он буквально валился с ног от усталости, его люди были повсюду, но, в результате гора родила мышь. Полковник ни в чем не преуспел.
Гараж Бонасюков выгорел дотла. Правда, экспертам удалось опознать трупы Журбы и Ещешина, однако, это было все, что удалось накопать. Огонь вылизал следы, свидетели трагедии отсутствовали. Как будто опера сами заперлись в гараже, разлили бензин и чиркнули спичкой. Поиски хозяина «тройки», сначала наехавшей на Милу Сергеевну, а впоследствии сгоревшей вместе с милиционерами в гараже, тоже не дали результатов. Заводские номера кузова и мотора оказались перебиты, номерные знаки не числились в базе Госавтоинспекции. Точнее, числились когда-то, но были уничтожены по акту еще в позапрошлом году, при перерегистрации транспортного средства. «Областные гаишники, видать номера спихнули, а теперь мозги компостируют. – Высказался, по этому поводу Торба. – Ну, все, концы в воду. Хотя, скорее всего, Сергей Михайлович, машину бандиты угнали, когда на дело шли. Так что, тут мы до правды не докопаемся». Полковник тогда мрачно кивнул. Он придерживался того же мнения. Правда, машина, зарегистрированная на Кристину Бонасюк, нашлась в кювете, у старого кладбища. Как и труп самого Бонасюка, со следами автомобильного наезда. Думая о событиях в Пустоши, Сергей Михайлович морщился, как от зубной боли. Еще бы, только серийных убийств ему и не хватало, плюс истерички-неврастенички с двумя малолетними детьми, для, так сказать, полноты ощущений. Для полного кайфа, как когда-то говорили. Впрочем, нити и этого преступления опять-таки тянулись к Бандуре и его приятелям, Протасову и Волыне. Улик было недостаточно, что, впрочем, полковника не очень смущало. «Конечно, если взять эту троицу, да потолковать, как следует, – думал Украинский, хрустя костяшками пальцев, – то признательные показания будут, конечно. Другой вопрос, зачем они надо?» Больше всего Сергея Михайловича интересовала судьба денег, похищенных у Милы Сергеевны на Подоле. Тот, кто ее переехал, тот и моих орлов приговорил. Тут и думать нечего.
– Смотри, Сергей, – злобно предупредил Поришайло, и Украинский сбился с мыслей, – смотри мне, гм, как бы до Милы Витряков с Бонимфацким не добрались. Понимаешь, какие будут последствия?!
– Маловероятно, Артем Павлович, – соврал полковник, который так не думал. Госпожа Кларчук в большей мере интересовала его, как фигурант операции с банком, ее роль была сыграна, причем, провалена в самом финале. «Лучше бы ей совсем исчезнуть», – полагал Украинский, однако держал эти соображения при себе.
– Маловероятные, да? Это ты так считаешь?! А если, б-дь, ошибаешься?! Ты, Сергей, мне Милу хоть из-под земли, хоть откуда хочешь, гм, выкопай! – Поришайло сжал кулачки. – Имей в виду, гм, Сергей, если ты мне дело провалишь… Если просрешь! Понял, гм?! Так что, живую или мертвую… – ударение на последнем слове заставило Украинского вскинуть голову. Глаза Артема Павловича показались бездонными, как у вампира из американского ужастика. «Мертвые не потеют, – промелькнуло в голове. – И не болтают лишнего».
Мила Сергеевна чрезвычайно много знала. В том числе и о планах физического устранения Бонифацкого, выражавшихся сформулированной еще Сталиным поговоркой: есть человек, есть проблема, нет человека, нет проблемы. Принимая во внимание давние связи госпожи Кларчук с Бонифацким и уровень доверия олигарха, Украинский не сомневался, что теперь она – настоящая бомба замедленного действия в руках того, кто выдернет чеку. Судя по всему, сделать это теперь было гораздо легче Бонифацкому или, например, Витрякову.
– Найди ее, Сергей! – заклинал Поришайло. – Что у тебя по этим отморозкам из Крыма? Есть сведения?
– Новых – никаких. – Покачал головой Украинский. – «Если бы я был Витряковым, и захватил Милочку, то уже катил бы в Крым, под всеми парусами».