Керни обернулся, посмотрел на Хелен Флетчер.
- Ну и что?
- Как... как вы могли? Да, они члены ФОСА, но ведь они все люди. Как вы могли...
- Это очень просто. Я могу все рассказать и объяснить вам буквально за пять минут, если вас интересуют технические подробности. Если вас это не интересует, не надо заговаривать со мной об этом. Вопросы морали и нравственности здесь не встают. Ваш замечательный "Фронт Освобождения Северной Америки" - не что иное, как банда убийц и террористов. Они получили то, что заслужили. На этом закрываем тему.
Джеффри Керни был очень сердит, и поэтому закурил внеочередную сигарету; если он и дальше перестанет следить за собой, то явно выйдет за пределы дневной квоты, которую сам себе определил.
- Черт, - он с силой вдавил в пол педаль акселератора.
Глава восемнадцатая
Антонио Бернарделли, несмотря на всю свою усталость, никак не мог заснуть крепко. Очевидно, ему снился кошмар, он стонал и ворочался во сне.
Дэвид Холден встал, он был почти полностью раздет, за исключением чистых подштанников, которые ему одолжил святой отец; он направился к двери небольшой комнаты, которую им выделили на двоих с Бернарделли.
- Спи, Антонио, - сказал ему Дэвид, вложив в свои слова всю возможную уверенность и ободрение, и Бернарделли перевернулся на другой бок и затих.
Холден вернулся к кровати, взял одеяло и, закутавшись в него, взял свою "Беретту", последнюю пачку трофейных сигарет, трофейную зажигалку и вышел в небольшой коридор.
Он направился к крыльцу, чуть не потеряв по дороге одеяло, и вздрогнул от неожиданности, заметив одинокую фигуру; человек сидел на перилах крыльца и курил трубку. Холден потянулся за пистолетом, и лишь потом узнал в сидящем отца Карлоса.
- Доктор Холден. Вам тоже не спится?
- Ну-у...
- В прошлый раз, когда он приезжал сюда, было то же самое. Жестоко с моей стороны было поместить вас в одну и ту же комнату. Очевидно, во сне он не так уверен в себе, как когда бодрствует.
Отец Карлос напоминал Холдену персонаж из "Одинокого ковбоя", святого отца-миссионера, за исключением того, что отец Карлос был моложе. Он носил коричневую рясу и шапочку монахов-франсисканцев, как и тот старик-миссионер, и в голосе его звучало то же спокойствие, та же подкупающая искренность.
- Как вы можете жить здесь?
- Я не понимаю, сеньор.
- Как вы можете жить в этом мире, где всем правят Инносентио Эрнандес и Ортега да Васкес, они же решают судьбу всех и каждого? Они здесь властны над жизнью и смертью любого человека.
- Я каждый день имею дело с жизнью и смертью, но я имею дело и с жизнью после смерти. Я разговаривал с Эрнандесом. Он в большом страхе за свою бессмертную душу, как оно и должно быть. Он отказывается ходить на исповедь, но зато обеспечивает безопасность нашей церкви. Я не поддаюсь на его уловки, не сдаюсь. Он боится меня. И зря, я не хотел бы, чтобы меня боялись.
- Он будет убит.
- Убийство - это не ответ на все вопросы, доктор Холден.
Холден плотнее завернулся в одеяло, ночь была холодной, и сел на перила на противоположной стороне низенького крыльца. Он склонился к ступеням, положил пистолет на крыльцо у своих голых ног, затем закурил сигарету, положил пустую пачку и зажигалку на перила. Дым согревал легкие, вызывал знакомые ощущения.
- Каков же ответ, святой отец? Я уже давно бросил попытки решить этот вопрос самому. Я с нетерпением жду, когда вы просветите меня.
Отец Карлос рассмеялся.
- В таком случае, вы обратились не по адресу. Я стараюсь направлять людей, настолько, насколько мне это удается, со всем возможным смирением. Если бы у меня были ответы на все земные и небесные вопросы, я, видимо, занимал бы священный папский престол в Риме... - и он перекрестился, затем рассмеялся. - Если бы я полагал, что знаю все ответы, я, возможно, был бы Господом Богом, или Дьяволом, или и тем и другим. Но я не один, не второй и не третий. Я готов выслушать любого, будь он католик или нет, где угодно или здесь, или там. - Он кивнул по направлению к маленькой церквушке, стоявшей ярдах в семидесяти пяти за домом. - Господь Бог не знает различий в вероисповеданиях, доктор Холден.
- А что, Господь Бог хочет, чтобы я позволил такой твари, как этот Эрнандес, и дальше разгуливать по белу свету?
- А кто сказал вам, что Господь Бог избрал вас орудием своего возмездия?
Холден так зашелся смехом, что чуть не подавился дымом от сигареты.
- Вы здраво рассуждаете, святой отец, у вас ясный ум.
- По-моему, у вас тоже, иначе вы, прежде всего, не стали бы задаваться такими вопросами, ведь так?
- В точку.
- Вот именно. Скажите мне, сеньор, вам стало бы легче на душе, если бы вы знали, что ваши враги убиты, мертвы?
- У меня очень много врагов, отец Карлос.
- Но если бы все они исчезли с лица земли... - он улыбнулся, его лицо было лишь очень смутно видно в тусклом свете луны и огня его трубки, - вы были бы счастливы?
- Был бы я счастлив, если бы погибли люди? Пожалуй, нет. Но и сейчас я несчастлив. У меня на родине люди, мужчины и женщины, честные и очень смелые, сражаются и погибают, но тем не менее война продолжается, и конца ей не видно. Эрнандес и Ортега де Васкес поставляют наркотики, продают их, а на эти деньги финансируют войну.
- Но что, доктор Холден, если убийство будет стоить вам вашей души, бессмертия вашей души?
Дэвид Холден затянулся сигаретой.
- Я не знаю. С трудом могу представить себе, чтобы это стоило мне больше, чем я уже заплатил.
- Я читал о вас в газетах и журналах. Ваши жена и сын, и обе ваши дочери погибли в начале той войны, которую вы сейчас ведете, так?
Внезапно Холден почувствовал сильный жар и почти полностью скинул с себя одеяло, теперь оно прикрывало лишь его ноги, на случай, если кто-нибудь из женщин, из двух монахинь, или девочка, еще не спит.
- Да, они погибли, - наконец еле слышным шепотом ответил Холден.
- Сможет ли убийство вернуть их вам?
- А сможет ли убийство предотвратить гибель других невинных людей, святой отец?
Отец Карлос засмеялся.
- Логично. Безукоризненная логика. Тем не менее мне вспоминается лозунг пацифистского движения шестидесятых годов. "Что, если правительства объявят войну, а воевать никто не придет?" Вот о чем я хочу вас спросить. Можете ли вы, проявив огромную отвагу и мужество, сложить свое оружие, как то, что лежит на полу у ваших ног, и принять святую проповедь любви, и заставить других принять ее, следуя вашему примеру?