— Не давайте никого бить. Пожалуйста! Разве можно бить… людей.
— Ну, хорошо, — согласился Виктор после некоторой паузы. — Я постараюсь, чтобы петуха больше не трогали. Зачем вас мастер послал?
— Вы очень плохо работаете, — обезличено и ровно проговорила Ольга, — завтра я буду проводить хронометраж рабочего времени. Подготовьте ваших лучших рабочих.
— Снова норму ужесточать! Куда уж дальше. Вы же сами видите, люди не справляются. Что им, в самом деле без обеда работать!
Ольга, широко улыбнувшись, посмотрела на него.
— Здорово вы умеете голову морочить. Только ваша бригада ползет как улитка. В детском саду и то больше бы сделали. Смотрите цифры за последний месяц.
Виктор, не в состоянии забыть мелькнувшей открытой улыбки девушки, сел, взял из руки Ольги накладные, небрежно полистал, но увиденное в документах его насторожило.
— Откуда у вас эти цифры?
Ольга слегка пожала плечами.
— Что значит «откуда». Браслеты поступают на склад. Вы чем-то удивлены?
Виктор напряженно подумал, потом покачал головой, решив пока не отвечать на вопрос.
— Да нет… хорошо, я поставлю лучших рабочих.
Ольга протянула ему руку на прощанье и перед уходом, резко обернувшись, бросила с порога:
— Пожалуйста, только не бейте лежачих!
— Святая наивность! — ворчал Виктор, выходя из цеха на улицу и все еще ощущая тепло узкой девичьей ладони в своей руке.
Сбоку на штабеле досок сидели мужики из его бригады, курили, внимательно поглядывая, не идет ли кто-нибудь из охраны. Виктор сел рядом с ними, но вдруг мужиков как ветром сдуло. Не торопясь, степенно подошли Хмель и Шакура. Сели на услужливо уступленные им места. Хмель, пытливо глядя на Виктора, ударил кулаком по спинке скамейки:
— Кайфануть не хочешь? Вчера ребята классный мак подогнали. Поделюсь, — проговорил он чуть гнусавя, нараспев, — словом, по самой модной фене.
Виктор сморщился:
— У меня от дури никакой радости. Одна головная боль. Какой смысл на меня ее переводить. Ты чего хотел?
Хмель подсел ближе, огляделся по сторонам. Никого не было видно, только темь от остроконечной вышки колебалась в лучах солнца, да два солдата-контролера в форме маршировали по дальней дороге в столовку.
— Тут вот какое дело: ребята вычислили твоего бывшего директора. Того самого, кто тебя под срок подставил. Он теперь большая шишка. Не хочешь получить с фраера?
Виктор молча смотрел сквозь него и в который уже раз невольно вспомнил себя. Вот он веселый, загорелый молодой специалист сидит в кресле закинув ногу на ногу. А напротив него на директорском месте вежливо улыбается красномордый усатый мужчина.
«Не обессудь, дорогой, — говорит директор. — Кроме тебя оставить некого. Народ ненадежный — вмиг все разворуют. Ты у меня единственный честный человек…»
— Это не он фраер — это я фраер. — процедил Виктор. — Сразу после института полез в директорское кресло. Накладные подписывал не глядя. Ну и дописался… на семь лет.
— Ну и что, будешь гнить в зоне, пока твой фраер жирует на воле?
— А что я могу сделать? И вообще, не трави душу!
— Ты не можешь — я могу! Ксиву напишу директору. Пусть выложит двадцать пять штук, чтобы греть тебя в тюрьме.
— Да он подотрется твоей ксивой, — засмеялся Виктор и захотел встать, но Хмель остановил его.
— Ты не торопись, — проговорил Хмель, — куда спешишь! Пойми, к нему придут серьезные люди — мои люди. Ты что, мне не веришь?
— Подумать надо, — процедил Виктор, и лицо его стало неподвижным. — Выйду, я с ним разберусь!
— Ты, брат, по первой ходке чалишься, — вступил в разговор Шакура. — Когда выйдешь, у тебя будет столько проблем, что о своем директоре и не вспомнишь. Прописка, работа, жилье — да мало ли еще что. Чего ты ломаешься, как целка?
Виктор рывком встал, сказал, глядя в сторону:
— Такие вопросы зараз не решаются. Надумаю — сам найду!
Следующий день прошел так, что до телефона юбиляру удалось добраться только в шесть часов вечера. Поэтому «Дели» и «Олимпийский» пролетели и свободный банкетный зал удалось получить только в Театральном кафе. Это было отчасти и кстати, потому что меньше там свободных глаз и ушей, да и сам подъезд к Петровскому бульвару довольно тихий.
Стол был заказан на двадцать часов, но сам Дмитрий Дмитриевич уже в полвосьмого подкатил к дубовой двери кафе на своей неброской машине, которой пользовался из-за нежелания выделяться, и внимательно стал обсуждать с метром, что придется есть и пить. По мере того как большой деревянный стол заполнялся блюдами и тарелками с закусками, настроение юбиляра стало подниматься. Соблюдая давним зарок не пить на вечерах одному, Дмитрий Дмитриевич стал с нетерпением поджидать первого своего гостя, чтобы с устатка приложиться вместе с ним к рюмке, не дожидаясь остальных. Однако вышло не совсем так, как он задумал. До половины девятого ни одна собака из приглашенных не появилась, а потом гость пошел навалом. В общем, первый тост поднимали уже за полным столом, чуть ли не в двадцать бокалов. Народ был весь свой, намертво проверенный, так что разговор с самого начала пошел вовсе откровенный.