— Все время.
— То есть как?
— Все время, — повторил Бренор, — До самого конца в прошлой жизни, в заповедном лесу богини Кэтти-бри, в утробе Увин. Я знал, кто я.
— С самого момента нового рождения?
— И даже раньше, — заверил ее Бренор.
Увин отшатнулась, пораженная, смущенная и испуганная тем, что в ее лоне могло находиться мыслящее, все понимающее, зрелое создание. Да что он несет? Какое сумасшествие!
— Ты добрую часть года провел у меня в животе, так говоришь? — выдохнула она.
— Нет, — возразил Бренор, — Я очнулся, появляясь на свет. В момент рождения.
— Ты просто наглый лжец!
— Нет.
— Младенец не может знать! Память так далеко не уходит, ни у кого!
Бренор пожал плечами.
— Я могу описать каждый миг того дня, когда твой муж — и мой — отец не вернулся. Когда к твоим дверям пришли Парсон Глейв и король Эмерус.
Не успев даже подумать, она отвесила ему пощечину. Всхлипнула, прикрыв руками рот, из глаз брызнули слезы.
— Знал еще в люльке, — выдавила она, — И все равно не сказал мне? Что… что за безумие?
— Я не мог, да ты бы мне и не поверила, — произнес Бренор и невесело усмехнулся. —
Даже сейчас не могу понять, веришь ли ты мне. Но это стало моей тайной и моим бременем, и причиной, по которой я должен был уйти.
— В Мифрил-Халл? — она хотела, чтобы в голосе звучало понимание, но внезапно подняла голову злость. На короткий миг она позволила ужасу взять верх, но это был лишь миг — решила она. Только миг.
— В Мифрил-Халл и дальше, — ответил Бренор, — Весь путь до Побережья Мечей.
— А им ты сказал? Парням из Мифрил-Халла?
— Неа, — помотал головой Бренор, — До тех пор, пока не вернулся с друзьями — некоторые из которых также прошли сквозь смерть. Заключив сделку с богиней, я связал себя клятвой.
Поверь, трон наших богов дал мне знать, как они недовольны, стоило лишь подумать нарушить ее!
— И сейчас ты продолжаешь порочить богов!
— Я знаю то, что знаю. Знаю, кто я. Я Бренор, я помню всю прошлую жизнь. Ту жизнь, что вел до смерти.
Увин кивнула, медленно осмысляя все сказанное, убеждая себя, что у нее нет другого выбора, кроме как принять это.
— И я надеюсь, ты все еще моя мать, хотя конечно, решать тебе.
Увин уже хотела кивнуть: как же она может не любить его, даже если он не…
Женщина похолодела, лицо исказилось чистым ужасом:
— Мой собственный ребенок…
— Да, если ты меня примешь.
— Не ты! Мой ребенок, что был здесь! — она огладила рукой живот, — Что ты сделал с ним? С семенем Реджинальда?
У Бренора перехватило дыхание. Все, что он смог — беспомощно развести руками в полнейшей растерянности.
Увин поверила — он понятия не имел о том, как произошло превращение, как он занял крохотное тельце в ее лоне и кто был там до него. Являлся ли ребенок пустой заготовкой, ждущей сознания Бренора Боевого Топора? А может быть, тот занял его место — вот как все произошло?
— Убирайся из моего дома, проклятый убийца! — прошипела женщина, трясясь. По ее румяным щекам струились слезы, — Ты, подкидыш! Как мерзко! Ты убил моего сына! — ругаясь, она толкала его к двери, а он отступал, с каждым шагом качая головой. Но ответить на обвинения он не мог, только разводить руками, беспомощно, бездоказательно.
Вышвырнув его наружу, она захлопнула дверь перед его носом. За преградой из холодного камня Бренор расслышал ее рыдания.
Шатаясь, он побрел прочь. Но не успел сделать и пары шагов, как его поймал Рваный Даин.
— Пошли уже, глупый ты король! — беззаботно крикнул он, — Пусть над нами засела туча орков, какой свет не видывал, но сегодня пьем за короля Бренора! Боги благословили нас, прислав тебя! — заливался он, таща Бренора за собой. — Станем петь, пить и плясать всю ночь, будь уверен!
Бренор кивнул. Он знал, что, конечно же, этого ждут, потому пошел с Рваным Даином. Но продолжал оглядываться на скромное жилище, его дом все новое детство, продолжал думать о сломленной, полной горя женщине за каменной дверью.
Над их головами армия орков разбила лагерь. Они заполонили земли, наводнили города, но праздничной ночью в Цитадели Фелбарр все выглядели так, будто ничего об этом не слышали.
Один из самых легендарных дворфов прошлых двух веков восстал из мертвых. И пусть в Серебряных пустошах многие брюзжали, что это Бренор подписал Договор в Ущелье Гарумна, дворфы Севера не входили в число критикующих.
Король Бренор был благороден и добр, друг как Фелбарру, так и Адбару, и праздник бушевал.