Компаньоны Митрил-Халла, как и многие другие, последовали за ним, зовя Дзирта.
Наконец он остановился посреди широкого пространства, очищенного от тел и лагеря.
Кэтти-бри бросилась к нему, но он поднял руки, жестом заставляя её отойти назад. Песня теперь громче звучала в его голове, так оглушительно, словно срочно требуя высвободить её.
И Дзирт До’Урден начал петь. Его руки поднялись в стороны и вытянулись. Он поднял голову и устремил свои слова к небу.
Под возгласы наблюдавших, Дзирт оторвался от земли. Зарево объяло дроу. В начале оно было похоже на магический огонь, но потом начало усиливаться.
— Дзирт! — закричали его друзья. Все, кроме Кэтти-бри, которая одновременно смеяласьи плакала, смущенная тем, что, кажется, разрешила эту загадку. Она считала себя избранницей Миликки, но сейчас, при взгляде на плывущего перед ней эльфа, это казалось таким глупым.
Лучи света вылетели из рук Дзирта, устремляясь к Затемнению. Много сильных тонких и мягких лучиков пронзили небо. Вспышки стали такими быстрыми, что уже не поддавались подсчету. Огоньки летели к бурлящей черноте, вспыхивая там пожарами и пронзая темноту ночи разрядами молний, словно где-то там взревела великая битва.
— Миликки, — сказала Кэтти-бри. По щекам женщины текли слезы, а значимость и величие момента заставили её опуститься на колени.
Несмотря на то, что он стоял на холме, располагавшимся довольно далеко от места событий, Тиаго не мог пропустить того, как Дзирт выбросил в небо осколки яркого света. Молодой благородный дроу спрятался за куст, едва покрытый листвой, как вся флора Серебряных Пустошей в этом году. Тиаго с удивлением и гневом смотрел на разворачивающуюся картину.
Он ухватился за ветви, загипнотизированный происходящим.
— Мы скоро поймаем его, — пообещал голос, раздавшийся позади. Голос настолько неожиданный, что Тиаго едва не выскочил из сапог. Он развернулся, обнажая меч и заставляя щит принять самый большой размер.
— Что ты тут делаешь? — спросил он, узнавая говорящего.
— Я искала тебя, — солгала Доум’вилль. Разумеется, она пришла сюда чтобы найти кое-кого другого, но Кхазид’хи почувствовал эмблему дома Бэнр, оставшуюся у Тиаго после его долгого парения над Фаэруном. Эта эмблема, как и все знаки Дома Бэнр, была сделана из камней Фаэрцисса, региона Подземья, магические эманации которого давали Кхазид’хи возможность обнаружить вещь.
— Я тебя не звал, — рявкнул на неё Тиаго. — Где Равель и моя жена?
— Понятия не имею, — ответила Доум’вилль. — Их разбили у брода через Раувин и отбросили назад на юг. Я упала в реку и проплыла до самого Сарубрина. Мой меч привел меня к отцу, а оттуда, со склона этой горы над домом дворфов, мы отправились на север, искать тебя.
Тиаго с сомнением посмотрел на девушку. Откуда она могла узнать о том, что он придет сюда? Что он вообще жив? Дроу опустил меч, и Доум’вилль подошла ближе.
— Ты должен быть рад моему приходу, потому что здесь, на поверхности, я смогу оказаться очень полезной для тебя, — сказала она. В её голосе слышались дразнящие нотки.
— Ты ничего не стоишь. И ты ничего не стоишь для меня.
— Тебе стоит пересмотреть свои взгляды, — сказала эльфийка.
— Ты смеешь приказывать мне?
— Я не бесполезна для тебя, благородный сын Дома Бэнр, — сказала она, выпрямляясь. — Я могу с легкостью двигаться среди жителей поверхности, и к тому же… — она придвинулась ближе. — Я могу предложить тебе то, чего не могут женщины Мензоберранзана.
— И что же? — сказал Тиаго, когда она встала прямо перед ним.
— Уважение, — просто ответила Доум’вилль.
Тиаго прикинулся рассерженным, и принял угрюмый вид, но Доум’вилль видела, что все же смогла заинтриговать его. Практической или физической частью своего предложения — она не знала.
Но это не имеет значения, решила женщина. Потому что она в любом случае ненавидела его, но нуждалась в нем для своих поисков. И пускай дроу думает, что это Доум’вилль помогает ему.
Теперь рыдали даже дворфы, все зрители, высыпавшие на поле, были обескураженны происходящим. Звезды выглянули на небе, освещая земли Серебряных Пустошей впервые за многие месяцы.
Действие продолжалось, осколки света отпрыгивали от Дзирта, чтобы вступить в бой.
Дроу пел, хотя чувствовал, что вся его жизненная сила поглощена этим опасным сражением, рассеивая потемнение.
Это продолжалось большую часть летней ночи, которая впервые за много дней стала похожа на настоящую ночь, освещенную звездами и светом Селуны, омывающей землю своими слезами.