«Coca-Cola, Coca-Cola, Coca-Cola»… — важно проплывали за окном оранжевые метровые буквы. Анджей прикрыл глаза ладонью — последнее время его раздражала любая мелочь, так или иначе напоминающая об американском образе жизни. Чужая, чуждая страна. Но где в таком случае его родина?..
— Думаю, она ни за что на это не согласится, — сказал Анджей. — Мистер Конуэй, задерните, пожалуйста, штору. Мне кажется, я буду испытывать отвращение к этому напитку даже в загробном мире.
— Но вы должны уговорить ее. Это очень важно. Для нее.
— Скажите мне, только честно: это ваша идея или Джейн Осборн? — поинтересовался Анджей, все больше и больше входя во вкус беседы.
— Какая разница? Деньги плачу я.
— Вы, по крайней мере, откровенны. Итак, у вашей подружки весьма и весьма экстравагантные причуды. Не удивлюсь, если окажется, что она любительница группового секса. Доводилось слышать о таком изобретении, мистер Конуэй? Не стоит стискивать зубы и разыгрывать из себя Ромео, жаждущего вступиться за честь безвинно оскорбленной Джульетты. Она, то есть Джейн, заставила вас поклясться, что вы уговорите мою дочь продать ей свой голос. В противном случае она пригрозила найти другого покровителя, а это значит, что она больше не позволит вам приблизиться к ее звездному ложу.
Конуэй стоял посреди комнаты, засунув в карманы руки, и изо всей силы пытался сдержать гнев. Этот человек издевался над ним с садистской изощренностью, получая от этого большое наслаждение, а он не мог поставить его на место.
— Я бы хотел, чтоб вы были на моей стороне, мистер Смит, — процедил он сквозь зубы. — Надеюсь, вы достаточно умны, чтобы убедить вашу дочь в том, что подобный шанс представляется раз в жизни.
— Не собираюсь, — отрезал Анджей, наливая в свой стакан коньяка. — Хотите? Тогда возьмите из бара какую-нибудь склянку. Признаться честно, я очень рад вашему визиту — не люблю пить в одиночестве. Так вот, если я начну ее убеждать принять ваше предложение, она поступит со мной точно так же, как поступила с вами. Мне кажется, у нее тяжелая рука, а? К тому же она левша.
Конуэй невольно коснулся своей правой щеки — там еще краснели чуть припухшие полоски от Машиных пальцев — и едва заметно улыбнулся.
— Вы правы, — сказал он и залпом проглотил коньяк.
— И вы ощутили вместе с болью, что все еще любите эту женщину и готовы простить ей все. Однако вы, американцы, как я уже заметил, под словом «любовь» подразумеваете нечто иное, чем мы, европейцы, а тем более славяне. Могу вам сказать, молодой человек, что вы очень скоро расстанетесь с мисс Осборн и забудете ее, как забыли всех своих прежних женщин, но мою дочь вы не забудете никогда. Никогда. И это говорю вам я, Анджей Ковальски, Казанова с коммунистическим прошлым, многоженец и сексуальный маньяк.
Мотор не завелся — дряхлый «форд» годился разве что на металлолом, и Маша, надвинув на лоб капюшон и засунув руки глубоко в карманы пальто, не спеша брела по пустынной в этот поздний час Пятьдесят девятой улице.
Бродить по ночному Нью-Йорку считалось очень опасным занятием, о чем предупреждали в газетах, по радио, с экрана телевизоров. Каждую ночь в этом гигантском, похожем на огромный скалистый остров городе совершалось несколько зверских убийств и изнасилований, жертвами которых чаще всего оказывались припозднившиеся пешеходы. Маша ускорила шаги, заметив компанию подростков на углу. Один из них, отделившись от остальных, направился было в ее сторону, но, услышав вой сирены полицейского автомобиля, быстро ретировался в ближайшую подворотню. Его дружки последовали за ним.
Полицейский «мерседес» затормозил на обочине.
— Мисс, вам не кажется, что вы привлекаете к себе слишком много внимания? — спросил молодой сержант, приоткрыв на дюйм окно. — Не похоже, чтобы это входило в ваши планы.
— У меня сломался драндулет. Я возвращаюсь домой с работы, — сказала Маша, стараясь не замедлять шага.
Полицейская машина медленно ехала вдоль обочины.
— Мы могли бы вас подвезти, если нам, конечно, по пути. Надеюсь, вы не против нашей компании?
— Я живу неподалеку от Музея современного искусства, — сказала Маша и остановилась.
— Что ж, садитесь, — сержант перегнулся через спинку сиденья и распахнул заднюю дверцу. — Хоть это и противоречит нашему уставу. Однако, думаю, лучше нарушить устав, чем увидеть ваше тело в городском морге.