— Я не боюсь быть обманутой, — сказала Анастасия Ивановна, глядя куда-то вбок. — Это, как вы знаете, не самое страшное в жизни.
— Вы правы. — Анджей встал и протянул Анастасии Ивановне руку. — Я останусь у вас, если можно. Похоже, мне некуда идти. В прошлое не вернешься. Но это и хорошо, что туда нельзя вернуться, правда? — он спрашивал как бы самого себя. — Там тесно как в старых брюках. Но почему я понял это только сейчас?..
— Дед, хватит притворяться, — говорила Сью, стоя у постели больного, но глядя не на него, а в окно, за которым белела снежная шапка далекой горы. — Мне тоже хочется лечь с тобой рядом и забыть про то дерьмо, которого пришлось наглотаться. Я тебе все простила. Может, ты был прав, когда хотел, чтоб я родила этого ублюдка. Но я закусила удила и помчалась своей дорогой. Дед, ты должен мне помочь. Мне больше не к кому обратиться. У шлюх не бывает друзей и подруг. Ты, наверное, догадался, что твоя внучка стала шлюхой?
Веки старика слабо дрогнули.
— Не бойся — я никому ничего не скажу. Ты только подпишешь чек, а потом снова будешь изображать из себя живую мумию. А я — счастливую любовницу. Пока не кончатся твои деньги. И мои силы, — добавила она шепотом. — Дед, мне нужно сто тысяч долларов.
Тэлбот едва заметно шевельнул пальцами правой руки и приоткрыл глаза.
— Моя девочка, — прошептал он, с усилием ворочая языком.
— Да, твоя девочка. Я знала, что с тобой все в порядке. Где чековая книжка?
— Сейф… Наклонись — нас могут подслушать. — Сью послушно наклонилась, накрыв своими пышными волосами лицо старика. — Они подписаны. Я ждал тебя. — Он перешел на едва слышный шепот, но Сью не пришлось его переспрашивать — у нее был отличный слух.
— Пока, дед, мы еще увидимся, — громко сказала она и направилась к двери. — Я не буду тебя благодарить — ты сделал это ради себя, верно? Обещаю тебе, что мы еще увидимся.
…Она нашла Франческо возле бассейна в виде морской лагуны. Он сидел на корточках и бросал мелкую гальку в стену с пейзажем морских далей. Камешки со стуком отскакивали от нее и падали в воду, распугивая пучеглазых рыбок.
— Кэп, все о’кей. Счет оплачен, игра продолжается. — Не разуваясь, Сью зашла по пояс в воду и стала брызгать ему в лицо. — Сто, двести, триста тысяч — сколько душе угодно. В нагрузку роскошное тело шлюхи. Душу утопим в этой чертовой луже с зеленой мочой.
Она скрылась с головой под водой и поплыла. Франко перестал швырять камни, поднялся с корточек и…
…И увидел ее.
Она была в узеньком бикини ярко-рябинового цвета. Косы ее были уложены на затылке корзиночкой. Она спускалась с лестницы, что-то мурлыча себе под нос. Остановилась на середине, прошептала: «Франческо», прижала руки к груди и стала медленно опускаться на ступеньку. Одним прыжком он очутился рядом с ней.
— Франческо, увези меня отсюда, — сказала она, прижимаясь головой к его животу. — Хочу к Лиз, к Лючии, к Сичилиано… Мне так не хватало вас всех. Франческо…
Сью вышла из бассейна и, стоя у подножия лестницы, наблюдала «сентиментальную идиллию воссоединения двух любящих сердец». Эти слова пришли ей в голову внезапно. Она не знала, расплакаться ей при виде этой сцены либо прийти в ярость. Неожиданно сказала:
— Сестричка, у меня есть для тебя подарочек. Можете провести медовый месяц в Лас-Вегасе или Акапулько. — Она наклонилась, подняла из травы свою сумочку и достала чековую книжку. — Только не надо меня благодарить. Все закончилось лучше, чем я могла себе представить. Я навещу вас когда-нибудь в вашем уютном гнездышке. На правах тети вашей милой дочурки. Держи, кэп. — Она протянула чековую книжку, и Франческо, спустившись на две ступеньки, машинально взял ее и тут же вернулся назад. — Вот и хорошо. Когда придете в себя, Розалинда уже будет далеко-далеко отсюда. Сделайте мне племянничка, ладно? — Запрокинув голову, она хрипло рассмеялась. — Я обучу его тому, чему не успела научить тебя, кэп. Чао, мои котята. И больше не стоит царапать друг другу симпатичные мордашки.
— Не могу так больше жить… С детства играла какую-то роль. Скажи, почему я не могу притворяться перед тобой?..
У Евы была высокая температура. Она сидела с ногами на своей койке в натопленной келье и смотрела в узкое оконце, исхлестанное ноябрьским ненастьем. Ян стоял на коленях возле печи и подкладывал в топку поленья.
— Почему ты все время молчишь? Боишься сказать что-то неискреннее? Я хочу слышать слова, много-много слов. Пускай они будут лживы — я очень соскучилась по лжи. Без лжи невозможно прожить, правда же? Мы и себе каждый день лжем. Ну и что? Ну почему, почему ты молчишь? И твой Алеко тоже молчит. Вы что, дали обет молчания?