(Лицо как гипсовая маска, но это я заметила уже потом.)
Он расписался в положенной графе и взял из рук почтальонши сложенный вчетверо запечатанный листок.
— Не первый раз, да? — поинтересовалась я, когда за почтальоном захлопнулась дверь. — Вторая космическая скорость.
Он промолчал и дрожащими руками распечатал телеграмму.
Старуху зовут в Мариинку петь Тоску. Отбудет через неделю.
Позднее утро какого-то дня. И ни-ку-да не нужно идти! И ОН рядом!!
Чувствую себя настоящей принцессой и так вошла в роль, что расхаживаю по квартире в длинных нарядах. Никто, даже мама, не знает, где я, — сказала всем, что укатила на съемки, благо Фантик с театром смылся на неделю в Уфу. (Хвала Господу, мы с А-2 не заняты ни в «Утиной охоте», ни в «Гамлете».) Дашу Старуха отправила в Кисловодск лечить язву. (Саша сказал, что прекрасно обойдется без горячих завтраков, а носки и рубашки постирает сам.) Можно не выходить на улицу, что мы и делаем, — огромный финский рефрижератор набит напитками-наедками из «Березки». К телефону не подходим, да он и не звонит почти — Старуха приучила своих абонентов щадить ее покой.
— Хотел бы жить так всегда? — спросила как-то я у Саши — мы лежали голенькие под тигровым покрывалом и курили одну сигарету.
— Пожалуй, да, — не сразу ответил он. — Но я бы хотел, чтоб у нас были дети. И, прости за откровенность, но я бы категорически запретил тебе появляться на сцене и на экране.
— Понятно. Твой идеал — кухонная женщина. Как и у любого Дон Жуана. — (Черт побери, почему у меня вдруг защипало глаза?!) — Но я не гожусь на роль Долли Облонской, хотя из тебя получился бы отличный Стива.
— Дуреха ты моя, — сказал А-2 и слишком нежно, совсем по-телячьи, поцеловал меня в щеку. — Я бы не смог изменить матери моих детей. Я помню, как ненавидел отца за то, что он пропадал где-то по ночам, а мы с сестренкой видели, как мама ждет его в кресле с книгой в руках и не переворачивает страницы. Ненавижу мужчин, которые изменяют своим женам, а потом обнимают их и собственных детей теми же руками, которыми только что тискали своих шлюх. Я и к Е.В. привязался еще из-за того, что здесь хотя бы видимость семьи, какие-то условности, которые приходится так или иначе соблюдать…
— И которые так заманчиво нарушать тайком, — подхватила я. — Говорят, прелесть адюльтера состоит в том, что все время ходишь по лезвию бритвы. Один неверный шаг — и все летит к чертовой матери. Это возбуждает, верно?
А-2 вздохнул и слегка от меня отодвинулся.
— Ты меня не любишь, — театральным шепотом произнес он.
— А разве тебе нужна моя любовь? Это что-то новое в наших отношениях.
Он промолчал. Мы спали спиной друг к другу. Я слышала, как он вздыхал. Мне очень его хотелось, но я выдержала характер.
Ночь. Дома. Принцесса снова превратилась в простолюдинку.
А-2 как ищейка ходил по квартире, высматривая, как он выразился, «вещественные доказательства». Старуха прибывает утром, о чем сообщила еще вчера. (Слышала из сортира, как А-2 ворковал с ней по телефону голосом блудливого великовозрастного сыночка.) В тазу в ванной уже лежит громадный букет темно-красных роз. Я долго соображала, не оставить ли смеха ради под этим валиком-подушкой осеннего цвета свои нейлоновые трусики 42-го размера. Или, на худой конец, неиспользованный презерватив. (Оказывается, я ненавижу заниматься любовью с этой гадостью, хотя до А-2 ничего против не имела.)
Перед расставанием сцена ревности. Угрозы, что убьет, если застукает, и т. д. Похоже, это не театр.
— Но ведь ты будешь трахать свою Старуху, — сказала я, с невинным видом подпиливая ногти.
— Я же не ревную тебя к Алешке. Он твой законный муж и…
Я от души расхохоталась.
— О да, милое мое педрило. А что, меня к нему, без шуток, тянет. И против его ласк я ничего не имею — это какие-то родственные ласки. Знаешь, я вовсе не жалею, что вышла за него замуж. (Что это я разоткровенничалась вдруг, а?) Меня к нему с детства тянуло, и я по своей наивности приняла это притяжение души к душе за любовь женщины к мужчине. Пожалуй, я прозрела благодаря тебе. Но зачем, спрашивается? Страдать лучше на сцене.
А-2 вдруг опустился на колени возле дивана, обнял меня таким образом, что мои согнутые в коленях ноги оказались между нами, заглянул снизу вверх в глаза. Это была почти что мизансцена из «Ромео и Джульетты», которую Фантик считал своей гениальной находкой.
— Значит, ты тоже любишь меня? И ты сделала это, чтобы мне отомстить? — страстным шепотом говорил он. — Я так и думал: Л.К. настоящий слизняк.