— Вы знаете, что я думаю, Найп? По-моему, вы чокнулись.
«Смотри поосторожнее, — сказал себе мистер Болен. — С ним надо держать ухо востро. Ему цены нет, этому парню. Если бы только не выглядел так ужасно, с этой его вытянутой лошадиной мордой и огромными зубами. А уши какие громадные прямо как лопухи».
— Но, мистер Болен! Она будет работать! Я же доказал вам, что она будет работать! Этого-то вы отрицать не можете!
— Успокойтесь, Найп. Успокойтесь и послушайте меня.
Адольф Найп смотрел на своего хозяина, ненавидя его с каждой секундой всё больше и больше.
— Эта идея, — произнесла нижняя губа мистера Болена, — весьма оригинальна. Я бы даже сказал, блистательна. Она лишний раз подтверждает моё мнение о ваших способностях, Найп. Только зачем относиться к ней так серьёзно? В конце концов, мой мальчик, какой нам от неё прок? Кому, чёрт побери, понадобится машина, которая умеет сочинять рассказы? И вообще — какие в ней деньги? Вы мне растолкуйте.
— Позвольте сесть, сэр?
— Конечно. Садитесь.
Адольф Найп примостился на краешке стула. Пожилой мужчина следил за ним своими сторожкими карими глазами, гадая, что же будет дальше.
— Я хотел бы объяснить вам, мистер Болен, если позволите, как я до всего этого додумался.
— Валяйте, Найп.
«Надо как-то его ублажить, — напомнил себе мистер Болен. — Парню действительно цены нет — он, можно сказать, гений. Для фирмы он стоит своего веса в золоте. Достаточно взглянуть на эти бумаги. Такой штуковины никогда ещё не было. Удивительная работёнка. Совершенно бесполезная, разумеется. Никакой коммерческой ценности, но она ещё раз доказывает, сколь дорог её создатель».
— Это будет нечто вроде исповеди, мистер Болен. Мне кажется, она объяснит, почему я всегда был таким… неуёмным, что ли…
— Можете не стесняться, Найп. Ведь я здесь для того, чтобы помочь вам, вы это знаете.
Молодой человек крепко сжал руки на коленях и стиснул локтями бока. Казалось, его вдруг прошиб озноб.
— Понимаете, мистер Болен, если по-честному, моя работа здесь мне не очень нравится. Я знаю, я силён в ней и всё такое, но душа у меня к ней не лежит. Это не то, чем мне хотелось бы заниматься.
Брови мистера Болена подскочили, будто на пружинах. Он притих и напрягся.
— Видите ли, сэр, всю жизнь мне хотелось стать писателем.
— Писателем?!
— Да, мистер Болен. Можете мне не верить, но всё свободное время, какое у меня только было, я посвящал сочинению рассказов. За последние десять лет я написал их сотни в буквальном смысле слова. Пятьсот шестьдесят шесть, чтобы быть точным. Где-то по одному в неделю.
— Бог мой, мил человек! И на кой же чёрт вам это понадобилось?
— Я только и знаю, сэр, что испытываю в этом потребность.
— Какую потребность?
— Творческий зуд, мистер Болен. — Каждый раз, поднимая глаза, он видел губы мистера Болена, которые становились всё тоньше и тоньше.
— Могу ли я спросить, Найп, что же вы делаете с этими рассказами?
— В том-то и беда, сэр. Их никто не хочет покупать. Написав рассказ, я каждый раз пускаю его по кругу, в один журнал за другим, только и всего, мистер Болен. А редакторы отправляют их назад. Это страшно гнетёт.
Мистер Болен расслабился.
— Я очень хорошо понимаю ваше состояние, мой мальчик. — Его голос прямо-таки сочился сочувствием. — В тот или иной период нашей жизни мы все через это проходим. Но теперь… теперь, когда у вас есть доказательство… определённое подтверждение… самих экспертов, редакторов, что ваши рассказы… как бы это сказать… успехом не пользуются, пора оставить это дело. Забудьте об этом, мой мальчик. Просто забудьте, и всё.
— Ну нет, мистер Болен! Нет! Это неправда! Я ведь знаю: мои рассказы хороши. Боже милостивый, да вы бы сравнили их с той писаниной, что печатают некоторые наши журналы! Честное слово, мистер Болен, какой только дряни в них не увидишь! Причём буквально каждую неделю! Господи, это-то и сводит меня с ума!
— Минутку, мой мальчик…
— А вы вообще читаете журналы, мистер Болен?
— Вы меня простите, Найп, но какое всё это имеет отношение к вашей машине?
— Прямое, мистер Болен, самое непосредственное! Я вам вот что скажу: я просмотрел многие журналы и пришёл к выводу, что каждый из них тяготеет к какому-то особому, своему типу рассказа. Писатели — те, что добились успеха, — знают об этом и соответствующим образом подделываются.
— Минутку, мой мальчик, успокойтесь, пожалуйста. Боюсь, так мы ни до чего не договоримся.