Некоторая часть евреев была уничтожена в «душегубках», как показывал на Нюрнбергском процессе бывший командир айнзатцкоманды 11а Пауль Цапп[222]. Об этом же позднее свидетельствовала переводчица севастопольского СД: еврейских женщин и детей умерщвляли путем удушения в «душегубках», в то время как мужчин-евреев расстреливали из пулеметов.
По словам бывшего начальника полевой жандармерии при севастопольской городской комендатуре Эрнста Шреве, в ходе этой акции были уничтожены около 1200 евреев Севастополя[223].
Активное участие в сборе евреев и выявлении не явившихся на стадион приняла также русская городская вспомогательная полиция, которая была сформирована еще до захвата города, в Симферополе[224]. Первоначально она подчинялась севастопольской городской комендатуре и жандармерии при комендатуре и прибыла в Севастополь 2–3 июля 1942 г. Как и в других городах, многие евреи, по каким-либо причинам избежавшие массовых расстрелов, были выданы оккупационным властям своими соседями. Свидетельница сообщала: «Мой муж был расстрелян как еврей, несмотря на то, что по паспорту числился русским. Он имел на руках даже выписку… о крещении 1919 г. По проверке документов его освободили. После он был взят по доносу Волохова И.Я. и его жены Мокрушиной Пелагеи… и по их указанию был подвергнут медосмотру для установления его еврейства. После медкомиссии он был взят на сборный пункт и расстрелян вместе со всеми евреями 13 июля»[225].
На Балаклавском шоссе в эти дни немцы проводили также массовые расстрелы евреев из числа военнопленных, захваченных при сдаче Севастополя. Свидетель, жившая на этом месте, позднее рассказывала: «[в начале июля] мой дом был занят немецкими офицерами, а семью переселили в подвал…Сидя в подвале, вечером того же дня я вышла наверх… Когда я вышла из подвала, то услышала, что на участке виноградника, где находились пленные красноармейцы, душераздирающие крики и стоны…Через несколько минут в подвал зашел немецкий солдат-денщик одного офицера, который спросил у нас молока. Мы спросили у этого солдата, зачем расстреливают пленных, на что он ответил «иуда»[226]. Только за июль 1942 г. вермахтом в СД для «специальной обработки» были переданы 2022 военнопленных — большинство из них были бойцы-евреи из Севастополя[227].
Вскоре в Севастополь из Бахчисарая передислоцировалось отделение СД под руководством штурмшарфюрера Майера. Оно расположилось по тому же адресу, что и зондеркоманда 11а, которая, выполнив задачу по массовой очистке Севастополя от евреев и других «нежелательных элементов», выехала из города. Выезжая, зондеркоманда 11а передала в СД картотеку примерно на тысячу расстрелянных евреев и других граждан, причем эти карточки были составлены только на тех, кто был уничтожен в ходе одиночных расстрелов — при массовом истреблении горожан карточки подлежавших уничтожению не составлялись[228].
В дальнейшем выявлением евреев через свою агентуру из местного населения и их уничтожением занималось севастопольское отделение СД, а также отделения тайной полевой полиции (ГФП) и ортскомендатура. На протяжении всего оккупационного периода выявлением евреев (а также подпольщиков, партизан, саботажников, советско-партийного актива, других «неблагонадежных элементов»), проведением предварительного расследования и передачей арестованных вместе с материалами на них в СД занимались также русская вспомогательная полиция под руководством Б.В. Корчминова-Некрасова и криминальная полиция — обе структуры были укомплектованы из местного населения и фактически подчинялись севастопольскому СД. Вот как это происходило: «В августе 1942 г. из полиции в севастопольское отделение СД была доставлена девочка лет пяти. Муж этой девочки был еврей. По установленному немцами порядку девочка эта, как дочь еврея, должна была быть расстреляна. Так как мать ее была русская, Майер предложил последней оставить ребенка в СД и уйти. Ввиду того, что женщина наотрез отказалась оставлять в СД своего ребенка, Майер лично увел ее в так называемую запретную зону на ул. Частника, где в одной из воронок от бомбы расстрелял ее вместе с ребенком. После этого я, по указанию Майера, направила к месту расстрела добровольцев-татар для того, чтобы они зарыли трупы. Вечером… Майер рассказал, что сперва на глазах у матери убил ребенка, а потом пристрелил и мать»[229].
224
АУ СБУ АРК, архивно-следственное дело № 5093, т. 2, л. 100. (Из протокола допроса свидетеля Э. Шреве от 19 февраля 1951 г.)
225
ГАРФ, ф. 7021, оп. 9, д. 45, л. 89. (Из заявления Мендельсон Н.В. в севастопольскую ЧГК).
228
USHMMA, RG-06.025*05 (Из протокола допроса бывшей переводчицы при севастопольском СД Сеидовой-Халиловой Г.М.).