Николай Иванович Леонов, Алексей Викторович Макеев
Места здесь тихие
Туман, красный туман стоял перед глазами, застилая монитор. То ли давление подскочило, то ли она, женщина разумная, хладнокровная, осатанела как последняя хабалка.
«Спокойно, спокойно. Нет смысла разбивать оргтехнику, это не поможет. Однако… что, черт подери, он возомнил о себе, пустышка небритая, мускулистая, безмозглая?! Я как дура ношусь с его тупым клубешником, все силы, деньги на него трачу, а он там, за океаном хреном машет? Теперь еще и деньги требует, каково? И на что?!»
Она взяла себя в руки, произнесла мягко, проникновенно:
— Уточним кое-что. Я не отказываюсь выдать эти деньги, но хочу знать, на какие цели они пойдут.
«Врать он не умеет и не станет, мозгов не хватит… но Саша, Саша, хотя бы теперь соври. Пусть будет на адвоката, на залог!»
Однако врать он не умел и не стал.
— Прости, я не могу сказать. Просто поверь, что мне срочно нужно два миллиона триста семьдесят три тысячи. Срочно, Лера.
«Ведь своими же руками вытащила его с гор в Москву, отмыла, выбрила, с нужными людьми свела, из всех компотов выручала… да что там! Только моя заслуга в том, что он, добросовестная посредственность, получил заокеанский контракт, заиграл не где-то, а в столичной забугорной команде. Кем бы ты был без меня, Профессор? Сашкой Номер Два?!»
— Ты отказываешься сказать, на что тебе эти деньги. Я отказываюсь их давать, — отчеканила Лера.
— Послушай, это же все-таки мой клуб.
С издевательским сожалением и уже утомленно Лера принялась объяснять:
— По факту этот клуб давным-давно не твой. Подбор игроков, сохранение тренера без повышения выплаты по контракту, выход в плей-офф — все это мои, не твои заслуги. Сейчас в структуре есть лишь один человек, который заключает сделки и доводит их до завершения. И это я.
— Да, ты гениальный менеджер. Но владелец-то я, — попытался встрять он.
— Владелец тот, у кого средства.
— Судя по твоим отчетам, мы в плюсе. Выдели деньги.
— В жизни, Сашенька, всегда приходится чем-то жертвовать. Я, например, жертвую своим временем, занимаясь не тем, что интересно. Мне хоккей твой ни в одно место не впился, равно как и этот клуб. А ты чем жертвуешь?
— Ты утверждала, что интересно…
Стоит ли удостаивать ответом эту наивную ремарку? Лера и не удостоила.
— Теперь, прости, у меня иного рода планы, более близкие мне по духу, да и перспективные. Самосовершенствование, духовные практики, коррекция судьбы… согласись, это куда выгоднее, нежели все ваши глупые скольжения по замерзшим осадкам. Я подумываю о том, чтобы подать в отставку. Буду заниматься своим проектом.
Так, или гуляет цветопередача на мониторе, или на Атлантике шторма, но, по ходу, на этой вечно небритой наглой морде проступают, наконец, желаемые эмоции — смятение, бешенство. Точно. Задело за живое. Вот он уже шепелявит сквозь выбитые зубы:
— Лера, ты моя жена. Занимайся чем хочешь, а прямо сейчас перешли мне два миллиона триста семьдесят три тысячи.
— Я склонна дать отрицательный ответ. И насчет жены. Я полагаю, что после всех этих пикантных историй… ну, ты понимаешь. Нам лучше развестись.
Он вспыхнул, но промолчал, играя желваками, буркалами волчьими поблескивая. Ответил вежливо, по-свойски:
— Развод? Хорошо, старушка, как скажешь.
Настала пора Лере скрипеть зубами, напоминать себе, что:
…Руки сейчас пока коротки, и все равно он никуда не денется, вернется в Россию. Некуда ему податься.
…Пусть сейчас не дотянуться до него, она отыграется, непременно, уж будь спокоен. Обратно в аул свой отправится, с одним чемоданчиком и парой портянок.
…И пусть прямо сейчас аж сердце заходится, как охота видеть его, — ничего. Она человек состоявшийся, самодостаточный, и брак этот — не более чем шутка, прихоть…
«…Вот уже десять лет как первой красавицы. Лера, опомнись. Можешь сколь угодно убеждать, что на этот-то раз любят ради тебя самой, честнее признаться, что нет, не любят».
Пора заканчивать, да поскорее. Есть масса проблем, куда более важных, и решать их надо немедленно, без соплей и сантиментов.
Лера демонстративно глянула на часы, уложила в сумочку телефон, портсигар. Выдержав паузу, нарочито небрежно, неторопливо и сухо произнесла:
— Оставим, мне некогда. Как прилетишь, дай знать, мой адвокат тебе позвонит, — и собралась уж было дать отбой.
Как тут дрянь эта, Сан Саныч, ноль беззубый, прошепелявил вдруг громко и уверенно:
— …И раздел имущества, само собой?
Нет, она сдержалась, не разоралась, не плюнула в эту самодовольную, кривоносую, щетинистую рожу. Просто и даже кротко спросила, что именно он имеет в виду, висельник и голодранец.